Правление Людовика XV. Для всех и обо всем
Версаль
Версаль
дочери: Мария Луиза Елизавета , Генриетта Анна , Мария Луиза, Аделаида , Виктория , София , Тереза Фелисите, Мария Луиза
В 1714 году погиб, не оставив наследников, дядя Людовика герцог Беррийский . Ожидалось, что он будет регентом при племяннике, так как другой его дядя, Филипп V Испанский , в 1713 году по Утрехтскому миру отрёкся от прав на французский престол. Судьба династии, которая ещё несколько лет назад была многочисленной, зависела от выживания одного-единственного ребёнка. За маленьким сиротой постоянно следили, не оставляли одного ни на минуту. Беспокойство и сочувствие, которое он вызывал, сыграло определённую роль в его популярности в первые годы царствования.
Регентство
Правительство кардинала Флёри
В 1726 году король объявил, что он берет бразды правления в свои руки, но на самом деле власть перешла к кардиналу Флёри , который руководил страной до своей смерти в 1743 году, стараясь заглушить в Людовике всякое желание заниматься политикой.
Людовик XV и Россия
В целом контакты были и непредпочтительны, и непостоянны. Один из эпизодов - это приезд во Францию Петра I в 1717 году , обнадёженного возможным политическим союзом; другой, опять же памятуя о возможном союзе, - «прожект» о браке между королём и цесаревной Елизаветой (будущая Елизавета I Петровна). Ни то, ни другое обстоятельства не оказали заметного влияния на отношения между государствами. Скорее напротив, возможно, неудавшийся брак существенно осложнил влияние французских интересов в России во времена правления Елизаветы Петровны.
Памятник в Петергофе
13 сентября 2005 года в Петергофе состоялось открытие воссозданного памятника основателю города, Петру I в Нижнем парке. Автор - скульптор Н. Карлыханов . Открытие памятника было приурочено к 300-летию Петергофа.
Нынешний монумент - копия утраченного после войны памятника «Петр I с малолетним Людовиком XV на руках» работы Р. Л. Бернштама. Скульптура иллюстрирует визит российского царя во Францию в 1717 г., когда Петр поднял на руки малолетнего французского короля и произнес: «В моих руках - вся Франция».
Образ в кино
- «Доктор Кто »; 2 сезон - 4 серия (2005-настоящее время)
- «Чужестранка (телесериал) »; 2 сезон. (2014- настоящее время)
См. также
Напишите отзыв о статье "Людовик XV"
Примечания
Литература
- Voltaire, «Siècle de L. XV» (П. 1768);
- «Mémoires de Saint-Simon»;
- «Mémoires d’Argenson»;
- «Journal de Barbier»;
- Duc de Luynes, «Mémoires sur la cour de Louis XV» (П., 1860-1865);
- Lemontey, «Histoire de la Régence et de la minorité de Louis XV» (П., 1832);
- Tocqueville, «Histoire philosophique du règne de Louis XV» (П., 1847);
- Capefigue, «Louis XV et la société du XVIII s.» (П., 1854);
- Boutaric, «Etude sur le caractère et la politique personnelle de L. XV» (П., 1866);
- Jobez, «La France sous L. XV» (П., 1869);
- Bonhomme, «L. XV et sa famille» (П., 1873);
- Rousset, «Correspondance de L. XV et du maréchal de Noailles» (П., 1865);
- duc de Broglie, «Le Secret du roi» (П., 1879);
- его же, «Frédéric II et L. XV» (П., 1884);
- Vandal, «L. XV et Elisabeth de Russie» (П., 1882);
- Mouffle d’Angerville, «Vie privée de Louis XV»;
- // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.
Ссылки
| Капетинги (987-1328) |
| 987 | 996 | 1031 | 1060 | 1108 | 1137 | 1180 | 1223 | 1226 | |||||||
| Гуго Капет | Роберт II | Генрих I | Филипп I | Людовик VI | Людовик VII | Филипп II | Людовик VIII | ||||||||
| 1226 | 1270 | 1285 | 1314 | 1316 | 1316 | 1322 | 1328 | ||||||
| Людовик IX | Филипп III | Филипп IV | Людовик X | Иоанн I | Филипп V | Карл IV | |||||||
| 1328 | 1350 | 1364 | 1380 | 1422 | 1461 | 1483 | 1498 | ||||||
| Филипп VI | Иоанн II | Карл V | Карл VI | Карл VII | Людовик XI | Карл VIII | |||||||
| 1498 | 1515 | 1547 | 1559 | 1560 | 1574 | 1589 | |||||
| Людовик XII | Франциск I | Генрих II | Франциск II | Карл IX | Генрих III | ||||||
| Бурбоны (1589-1792) |
| 1589 | 1610 | 1643 | 1715 | 1774 | 1792 | ||||
| Генрих IV | Людовик XIII | Людовик XIV | Людовик XV | Людовик XVI | |||||
| 1792 | 1804 | 1814 | 1824 | 1830 | 1848 | 1852 | 1870 | ||||||
| - | Наполеон I (Бонапарты) | Людовик XVIII | Карл X | Луи-Филипп I (Орлеанский дом) | - | Наполеон III (Бонапарты) | |||||||
Отрывок, характеризующий Людовик XV
– Вчера брат обедал у меня – мы помирали со смеху – ничего не ест и вздыхает по вас, моя прелесть. Il est fou, mais fou amoureux de vous, ma chere. [Он сходит с ума, но сходит с ума от любви к вам, моя милая.]Наташа багрово покраснела услыхав эти слова.
– Как краснеет, как краснеет, ma delicieuse! [моя прелесть!] – проговорила Элен. – Непременно приезжайте. Si vous aimez quelqu"un, ma delicieuse, ce n"est pas une raison pour se cloitrer. Si meme vous etes promise, je suis sure que votre рromis aurait desire que vous alliez dans le monde en son absence plutot que de deperir d"ennui. [Из того, что вы любите кого нибудь, моя прелестная, никак не следует жить монашенкой. Даже если вы невеста, я уверена, что ваш жених предпочел бы, чтобы вы в его отсутствии выезжали в свет, чем погибали со скуки.]
«Стало быть она знает, что я невеста, стало быть и oни с мужем, с Пьером, с этим справедливым Пьером, думала Наташа, говорили и смеялись про это. Стало быть это ничего». И опять под влиянием Элен то, что прежде представлялось страшным, показалось простым и естественным. «И она такая grande dame, [важная барыня,] такая милая и так видно всей душой любит меня, думала Наташа. И отчего не веселиться?» думала Наташа, удивленными, широко раскрытыми глазами глядя на Элен.
К обеду вернулась Марья Дмитриевна, молчаливая и серьезная, очевидно понесшая поражение у старого князя. Она была еще слишком взволнована от происшедшего столкновения, чтобы быть в силах спокойно рассказать дело. На вопрос графа она отвечала, что всё хорошо и что она завтра расскажет. Узнав о посещении графини Безуховой и приглашении на вечер, Марья Дмитриевна сказала:
– С Безуховой водиться я не люблю и не посоветую; ну, да уж если обещала, поезжай, рассеешься, – прибавила она, обращаясь к Наташе.
Граф Илья Андреич повез своих девиц к графине Безуховой. На вечере было довольно много народу. Но всё общество было почти незнакомо Наташе. Граф Илья Андреич с неудовольствием заметил, что всё это общество состояло преимущественно из мужчин и дам, известных вольностью обращения. M lle Georges, окруженная молодежью, стояла в углу гостиной. Было несколько французов и между ними Метивье, бывший, со времени приезда Элен, домашним человеком у нее. Граф Илья Андреич решился не садиться за карты, не отходить от дочерей и уехать как только кончится представление Georges.
Анатоль очевидно у двери ожидал входа Ростовых. Он, тотчас же поздоровавшись с графом, подошел к Наташе и пошел за ней. Как только Наташа его увидала, тоже как и в театре, чувство тщеславного удовольствия, что она нравится ему и страха от отсутствия нравственных преград между ею и им, охватило ее. Элен радостно приняла Наташу и громко восхищалась ее красотой и туалетом. Вскоре после их приезда, m lle Georges вышла из комнаты, чтобы одеться. В гостиной стали расстанавливать стулья и усаживаться. Анатоль подвинул Наташе стул и хотел сесть подле, но граф, не спускавший глаз с Наташи, сел подле нее. Анатоль сел сзади.
M lle Georges с оголенными, с ямочками, толстыми руками, в красной шали, надетой на одно плечо, вышла в оставленное для нее пустое пространство между кресел и остановилась в ненатуральной позе. Послышался восторженный шопот. M lle Georges строго и мрачно оглянула публику и начала говорить по французски какие то стихи, где речь шла о ее преступной любви к своему сыну. Она местами возвышала голос, местами шептала, торжественно поднимая голову, местами останавливалась и хрипела, выкатывая глаза.
– Adorable, divin, delicieux! [Восхитительно, божественно, чудесно!] – слышалось со всех сторон. Наташа смотрела на толстую Georges, но ничего не слышала, не видела и не понимала ничего из того, что делалось перед ней; она только чувствовала себя опять вполне безвозвратно в том странном, безумном мире, столь далеком от прежнего, в том мире, в котором нельзя было знать, что хорошо, что дурно, что разумно и что безумно. Позади ее сидел Анатоль, и она, чувствуя его близость, испуганно ждала чего то.
После первого монолога всё общество встало и окружило m lle Georges, выражая ей свой восторг.
– Как она хороша! – сказала Наташа отцу, который вместе с другими встал и сквозь толпу подвигался к актрисе.
– Я не нахожу, глядя на вас, – сказал Анатоль, следуя за Наташей. Он сказал это в такое время, когда она одна могла его слышать. – Вы прелестны… с той минуты, как я увидал вас, я не переставал….
– Пойдем, пойдем, Наташа, – сказал граф, возвращаясь за дочерью. – Как хороша!
Наташа ничего не говоря подошла к отцу и вопросительно удивленными глазами смотрела на него.
После нескольких приемов декламации m lle Georges уехала и графиня Безухая попросила общество в залу.
Граф хотел уехать, но Элен умоляла не испортить ее импровизированный бал. Ростовы остались. Анатоль пригласил Наташу на вальс и во время вальса он, пожимая ее стан и руку, сказал ей, что она ravissante [обворожительна] и что он любит ее. Во время экосеза, который она опять танцовала с Курагиным, когда они остались одни, Анатоль ничего не говорил ей и только смотрел на нее. Наташа была в сомнении, не во сне ли она видела то, что он сказал ей во время вальса. В конце первой фигуры он опять пожал ей руку. Наташа подняла на него испуганные глаза, но такое самоуверенно нежное выражение было в его ласковом взгляде и улыбке, что она не могла глядя на него сказать того, что она имела сказать ему. Она опустила глаза.
– Не говорите мне таких вещей, я обручена и люблю другого, – проговорила она быстро… – Она взглянула на него. Анатоль не смутился и не огорчился тем, что она сказала.
– Не говорите мне про это. Что мне зa дело? – сказал он. – Я говорю, что безумно, безумно влюблен в вас. Разве я виноват, что вы восхитительны? Нам начинать.
Наташа, оживленная и тревожная, широко раскрытыми, испуганными глазами смотрела вокруг себя и казалась веселее чем обыкновенно. Она почти ничего не помнила из того, что было в этот вечер. Танцовали экосез и грос фатер, отец приглашал ее уехать, она просила остаться. Где бы она ни была, с кем бы ни говорила, она чувствовала на себе его взгляд. Потом она помнила, что попросила у отца позволения выйти в уборную оправить платье, что Элен вышла за ней, говорила ей смеясь о любви ее брата и что в маленькой диванной ей опять встретился Анатоль, что Элен куда то исчезла, они остались вдвоем и Анатоль, взяв ее за руку, нежным голосом сказал:
– Я не могу к вам ездить, но неужели я никогда не увижу вас? Я безумно люблю вас. Неужели никогда?… – и он, заслоняя ей дорогу, приближал свое лицо к ее лицу.
Блестящие, большие, мужские глаза его так близки были от ее глаз, что она не видела ничего кроме этих глаз.
– Натали?! – прошептал вопросительно его голос, и кто то больно сжимал ее руки.
– Натали?!
«Я ничего не понимаю, мне нечего говорить», сказал ее взгляд.
Горячие губы прижались к ее губам и в ту же минуту она почувствовала себя опять свободною, и в комнате послышался шум шагов и платья Элен. Наташа оглянулась на Элен, потом, красная и дрожащая, взглянула на него испуганно вопросительно и пошла к двери.
– Un mot, un seul, au nom de Dieu, [Одно слово, только одно, ради Бога,] – говорил Анатоль.
Она остановилась. Ей так нужно было, чтобы он сказал это слово, которое бы объяснило ей то, что случилось и на которое она бы ему ответила.
– Nathalie, un mot, un seul, – всё повторял он, видимо не зная, что сказать и повторял его до тех пор, пока к ним подошла Элен.
Элен вместе с Наташей опять вышла в гостиную. Не оставшись ужинать, Ростовы уехали.
Вернувшись домой, Наташа не спала всю ночь: ее мучил неразрешимый вопрос, кого она любила, Анатоля или князя Андрея. Князя Андрея она любила – она помнила ясно, как сильно она любила его. Но Анатоля она любила тоже, это было несомненно. «Иначе, разве бы всё это могло быть?» думала она. «Ежели я могла после этого, прощаясь с ним, улыбкой ответить на его улыбку, ежели я могла допустить до этого, то значит, что я с первой минуты полюбила его. Значит, он добр, благороден и прекрасен, и нельзя было не полюбить его. Что же мне делать, когда я люблю его и люблю другого?» говорила она себе, не находя ответов на эти страшные вопросы.
Пришло утро с его заботами и суетой. Все встали, задвигались, заговорили, опять пришли модистки, опять вышла Марья Дмитриевна и позвали к чаю. Наташа широко раскрытыми глазами, как будто она хотела перехватить всякий устремленный на нее взгляд, беспокойно оглядывалась на всех и старалась казаться такою же, какою она была всегда.
После завтрака Марья Дмитриевна (это было лучшее время ее), сев на свое кресло, подозвала к себе Наташу и старого графа.
– Ну с, друзья мои, теперь я всё дело обдумала и вот вам мой совет, – начала она. – Вчера, как вы знаете, была я у князя Николая; ну с и поговорила с ним…. Он кричать вздумал. Да меня не перекричишь! Я всё ему выпела!
– Да что же он? – спросил граф.
– Он то что? сумасброд… слышать не хочет; ну, да что говорить, и так мы бедную девочку измучили, – сказала Марья Дмитриевна. – А совет мой вам, чтобы дела покончить и ехать домой, в Отрадное… и там ждать…
– Ах, нет! – вскрикнула Наташа.
– Нет, ехать, – сказала Марья Дмитриевна. – И там ждать. – Если жених теперь сюда приедет – без ссоры не обойдется, а он тут один на один с стариком всё переговорит и потом к вам приедет.
Илья Андреич одобрил это предложение, тотчас поняв всю разумность его. Ежели старик смягчится, то тем лучше будет приехать к нему в Москву или Лысые Горы, уже после; если нет, то венчаться против его воли можно будет только в Отрадном.
– И истинная правда, – сказал он. – Я и жалею, что к нему ездил и ее возил, – сказал старый граф.
– Нет, чего ж жалеть? Бывши здесь, нельзя было не сделать почтения. Ну, а не хочет, его дело, – сказала Марья Дмитриевна, что то отыскивая в ридикюле. – Да и приданое готово, чего вам еще ждать; а что не готово, я вам перешлю. Хоть и жалко мне вас, а лучше с Богом поезжайте. – Найдя в ридикюле то, что она искала, она передала Наташе. Это было письмо от княжны Марьи. – Тебе пишет. Как мучается, бедняжка! Она боится, чтобы ты не подумала, что она тебя не любит.
– Да она и не любит меня, – сказала Наташа.
– Вздор, не говори, – крикнула Марья Дмитриевна.
– Никому не поверю; я знаю, что не любит, – смело сказала Наташа, взяв письмо, и в лице ее выразилась сухая и злобная решительность, заставившая Марью Дмитриевну пристальнее посмотреть на нее и нахмуриться.
– Ты, матушка, так не отвечай, – сказала она. – Что я говорю, то правда. Напиши ответ.
Наташа не отвечала и пошла в свою комнату читать письмо княжны Марьи.
Княжна Марья писала, что она была в отчаянии от происшедшего между ними недоразумения. Какие бы ни были чувства ее отца, писала княжна Марья, она просила Наташу верить, что она не могла не любить ее как ту, которую выбрал ее брат, для счастия которого она всем готова была пожертвовать.
«Впрочем, писала она, не думайте, чтобы отец мой был дурно расположен к вам. Он больной и старый человек, которого надо извинять; но он добр, великодушен и будет любить ту, которая сделает счастье его сына». Княжна Марья просила далее, чтобы Наташа назначила время, когда она может опять увидеться с ней.
Прочтя письмо, Наташа села к письменному столу, чтобы написать ответ: «Chere princesse», [Дорогая княжна,] быстро, механически написала она и остановилась. «Что ж дальше могла написать она после всего того, что было вчера? Да, да, всё это было, и теперь уж всё другое», думала она, сидя над начатым письмом. «Надо отказать ему? Неужели надо? Это ужасно!»… И чтоб не думать этих страшных мыслей, она пошла к Соне и с ней вместе стала разбирать узоры.
После обеда Наташа ушла в свою комнату, и опять взяла письмо княжны Марьи. – «Неужели всё уже кончено? подумала она. Неужели так скоро всё это случилось и уничтожило всё прежнее»! Она во всей прежней силе вспоминала свою любовь к князю Андрею и вместе с тем чувствовала, что любила Курагина. Она живо представляла себя женою князя Андрея, представляла себе столько раз повторенную ее воображением картину счастия с ним и вместе с тем, разгораясь от волнения, представляла себе все подробности своего вчерашнего свидания с Анатолем.
«Отчего же бы это не могло быть вместе? иногда, в совершенном затмении, думала она. Тогда только я бы была совсем счастлива, а теперь я должна выбрать и ни без одного из обоих я не могу быть счастлива. Одно, думала она, сказать то, что было князю Андрею или скрыть – одинаково невозможно. А с этим ничего не испорчено. Но неужели расстаться навсегда с этим счастьем любви князя Андрея, которым я жила так долго?»
– Барышня, – шопотом с таинственным видом сказала девушка, входя в комнату. – Мне один человек велел передать. Девушка подала письмо. – Только ради Христа, – говорила еще девушка, когда Наташа, не думая, механическим движением сломала печать и читала любовное письмо Анатоля, из которого она, не понимая ни слова, понимала только одно – что это письмо было от него, от того человека, которого она любит. «Да она любит, иначе разве могло бы случиться то, что случилось? Разве могло бы быть в ее руке любовное письмо от него?»
Трясущимися руками Наташа держала это страстное, любовное письмо, сочиненное для Анатоля Долоховым, и, читая его, находила в нем отголоски всего того, что ей казалось, она сама чувствовала.
«Со вчерашнего вечера участь моя решена: быть любимым вами или умереть. Мне нет другого выхода», – начиналось письмо. Потом он писал, что знает про то, что родные ее не отдадут ее ему, Анатолю, что на это есть тайные причины, которые он ей одной может открыть, но что ежели она его любит, то ей стоит сказать это слово да, и никакие силы людские не помешают их блаженству. Любовь победит всё. Он похитит и увезет ее на край света.
«Да, да, я люблю его!» думала Наташа, перечитывая в двадцатый раз письмо и отыскивая какой то особенный глубокий смысл в каждом его слове.
В этот вечер Марья Дмитриевна ехала к Архаровым и предложила барышням ехать с нею. Наташа под предлогом головной боли осталась дома.
Вернувшись поздно вечером, Соня вошла в комнату Наташи и, к удивлению своему, нашла ее не раздетою, спящею на диване. На столе подле нее лежало открытое письмо Анатоля. Соня взяла письмо и стала читать его.
Она читала и взглядывала на спящую Наташу, на лице ее отыскивая объяснения того, что она читала, и не находила его. Лицо было тихое, кроткое и счастливое. Схватившись за грудь, чтобы не задохнуться, Соня, бледная и дрожащая от страха и волнения, села на кресло и залилась слезами.
«Как я не видала ничего? Как могло это зайти так далеко? Неужели она разлюбила князя Андрея? И как могла она допустить до этого Курагина? Он обманщик и злодей, это ясно. Что будет с Nicolas, с милым, благородным Nicolas, когда он узнает про это? Так вот что значило ее взволнованное, решительное и неестественное лицо третьего дня, и вчера, и нынче, думала Соня; но не может быть, чтобы она любила его! Вероятно, не зная от кого, она распечатала это письмо. Вероятно, она оскорблена. Она не может этого сделать!»
Соня утерла слезы и подошла к Наташе, опять вглядываясь в ее лицо.
– Наташа! – сказала она чуть слышно.
Наташа проснулась и увидала Соню.
– А, вернулась?
И с решительностью и нежностью, которая бывает в минуты пробуждения, она обняла подругу, но заметив смущение на лице Сони, лицо Наташи выразило смущение и подозрительность.
– Соня, ты прочла письмо? – сказала она.
– Да, – тихо сказала Соня.
Наташа восторженно улыбнулась.
– Нет, Соня, я не могу больше! – сказала она. – Я не могу больше скрывать от тебя. Ты знаешь, мы любим друг друга!… Соня, голубчик, он пишет… Соня…
Соня, как бы не веря своим ушам, смотрела во все глаза на Наташу.
– А Болконский? – сказала она.
– Ах, Соня, ах коли бы ты могла знать, как я счастлива! – сказала Наташа. – Ты не знаешь, что такое любовь…
– Но, Наташа, неужели то всё кончено?
Наташа большими, открытыми глазами смотрела на Соню, как будто не понимая ее вопроса.
– Что ж, ты отказываешь князю Андрею? – сказала Соня.
– Ах, ты ничего не понимаешь, ты не говори глупости, ты слушай, – с мгновенной досадой сказала Наташа.
– Нет, я не могу этому верить, – повторила Соня. – Я не понимаю. Как же ты год целый любила одного человека и вдруг… Ведь ты только три раза видела его. Наташа, я тебе не верю, ты шалишь. В три дня забыть всё и так…
– Три дня, – сказала Наташа. – Мне кажется, я сто лет люблю его. Мне кажется, что я никого никогда не любила прежде его. Ты этого не можешь понять. Соня, постой, садись тут. – Наташа обняла и поцеловала ее.
Король Франции Людовик Пятнадцатый – фигура в истории неоднозначная. Его можно, сколь душе будет угодно, обвинять в том, что он провел свою жизнь в погоне за удовольствиями, страдал от, практически, патологической страсти к женскому полу (чего только стоит его знаменитый «Олений парк», настоящий гарем, в котором король содержал своих девочек), был обжорой и пьяницей, фактически прожигал, проматывал свою жизнь, но, при этом, если закрыть глаза на все его человеческие слабости, Людовик был королем, во время правления которого, Франция достигла экономического и культурного расцвета. Именно при Людовике Пятнадцатом разворачивается обширное городское строительство, именно при Людовике Пятнадцатом обретают всемирную славу и Монтескье. Как ни крути, но время его правления – это время невероятного подъема Франции на политической арене Европы.
Когда первого сентября 1715 года в семье Людовика Бургундского и Марии-Аделаиды Савойской появился на свет сын Людовик, никто и предположить не мог, что именно он станет королем Франции. Дело в том, что он был пятым в очереди на престол. Во-первых, у Людовика был старший брат, во-вторых, у Людовика был его отец, которому было всего 28 лет, в-третьих, еще был жив и полон сил дедушка, дофин Франции и прямой наследник престола, которому едва выполнилось 45, а в-четвертых, прадедушка новорожденного мальчика, Король – Солнце , действующий король, которому хоть и исполнился 71 год, но он все еще на здоровье не жалуется, довольно крепок и процарствует еще несколько лет. То есть, для того, чтобы стать монархом, ему нужно было пережить четырех людей. Никто никогда не думал, что именно это и произойдет в недалеком будущем. Неожиданно умирает дедушка Людовика, великий дофин, затем и отец, и мать мальчика также скоропостижно скончались. А следом за ними умирает и старший брат. Таким образом, мальчик в два года становится дофином Франции, наследником престола, а едва ему исполняется четыре – и королем Франции, после смерти его прадеда Людовика Четырнадцатого.
Конечно же, править страной в таком юном возрасте было совершенно невозможно, и у мальчика появляется регент – двоюродный дед короля, герцог Орлеанский. Он правит страной вместо маленького Людовика, но традиции и этикет требуют постоянного присутствия короля на всех государственных собраниях, аудиенциях и церковных службах, длящихся часами. Четырехлетний малыш со слезами прятался под кровать, при одном упоминании о том, что и сегодня ему нельзя поиграть, потому что нужно присутствовать на очередном многочасовом дипломатическом приеме. Однажды он потерял сознание прямо во время какой-то церемонии, потому что очень хотел по малой нужде и стеснялся опозориться на людях. Все эти события печального детства короля очень негативно сказались на его психике. Разлученный в семь лет со своей няней, которую он называл мамой, и переданный в руки воспитателя-гувернера, как того требовал этикет, Людовик сильно заболел от нервного переживания. По сути, он был ребенком, которого никто никогда не любил, и до судьбы и переживаний которого никому никакого дела не было.
В тринадцать лет Людовика Пятнадцатого короновали официально. Его регент скончался спустя несколько месяцев после этого события. Власть в стране, фактически, перешла к герцогу Бурбону. Именно он женил короля на дочери бывшего польского короля Станислава – Марии Лещинской. В 1726 году король предпринял попытку забрать власть в свои собственные руки, а, по сути, передал ее кардиналу Флери, правление которого запомнилось двумя разорительными войнами – за австрийское наследство и за польское наследство. В результате польской войны к Франции была присоединена Лотарингия, где отныне правил тесть короля Станислав Лещинский. А вот в австрийской кампании король едва не погиб, чудом оправившись от тяжелой болезни, он и заслужил свое знаменитое прозвище – Возлюбленный. Самостоятельное правление короля после смерти Флери, было ознаменовано несмелой попыткой провести политические реформы в стране. Еще Людовик отчего-то принял решение в Семилетней войне встать на сторону своего традиционного политического противника – Австрии, в результате чего, после подписания Парижского мира в 1763 году, Франция лишилась многих своих колоний.
Всю свою жизнь Людовик был русофобом, с детства невзлюбив царя Петра Первого за то, что тот позволил себе взять маленького короля на руки. Подобная фамильярность была несвойственна французскому двору. Внешняя политика с Россией, конечно же, развивалась, но очень и очень медленно. Не находя счастья в объятиях своей супруги. У короля появлялись любовницы, которым не было числа. Но одна из них – маркиза де Помпадур, настолько умело играла на пороках короля, что оставалась негласной королевой до конца своей жизни. После смерти мадам Помпадур ее сменила госпожа Дюбарри, а потом еще, и еще – одним словом, множество женщин. Десятого мая 1774 года король-любовник скончался от оспы, будучи уже дряхлым стариком, но все же, напоследок, даже в таком плачевном состоянии, умудрившийся пошалить с дочкой какого-то столяра.
Легендарному французскому королю Людовику XIV приписывается фраза: «Государство — это я!». Вне зависимости от того, произносил её монарх или нет, она отражает суть его правления, растянувшегося на 72 года.
При «Короле-солнце» абсолютная монархия во Франции достигла своего расцвета. Но за расцветом неизбежно следует закат. И на долю преемника великого монарха чаще всего выпадает участь быть бледной тенью предшественника.
«Тенью» Людовика XIV стал его правнук Людовик XV .
Последние годы правления «Короля-солнце» были чрезвычайно драматичными. Положение правящей династии, ещё недавно казавшееся незыблемым, пошатнулось из-за череды смертей наследников престола.
В 1711 году умер единственный законный сын Людовика XIV. В 1712 году на королевскую семью обрушилась корь. С 12 февраля по 8 марта от этой болезни скончались отец, мать и старший брат будущего Людовика XV.
Двухлетний правнук Людовика XIV остался его единственным прямым наследником и единственным барьером на пути надвигающегося династического кризиса.
Жизнь самого малыша висела на волоске, и из лап смерти его вырвала воспитательница, герцогиня де Вантадур .
Наследника престола оберегали как зеницу ока. Его ни на минуту не оставляли одного, за его здоровьем постоянно следили медики. Чрезмерная опека в детстве в последующие годы сильно повлияла на характер Людовика XV.Женитьба в интересах государства
1 сентября 1715 года пятилетний наследник престола после смерти прадеда взошёл на французский престол.
Разумеется, в первые годы царствования государственное управление было сосредоточено в руках регента, которым стал племянник Людовика XIV Филипп Орлеанский . Этот период ознаменовался борьбой различных придворных группировок, экономическим кризисом и хаосом во внешних делах.
Юного короля в происходящее не посвящали. Людовик обучался под руководством епископа Флери , который учил его набожности и благочестию, а свободное время проводил с маршалом Вильруа , который готов был выполнить любые прихоти монарха.
Что объединяло враждующие группировки при французском дворе, так это страх внезапной кончины Людовика, у которого в силу слишком юного возраста не было наследников.
Поэтому, как только королю исполнилось 15 лет, его женили на 22-летней дочери отставного короля Польши Станислава Лещинского Марии .
Брак этот действительно оказался плодовитым — у пары родилось 10 детей, из которых семеро дожили до взрослого возраста.
Мария Лещинская и дофин Людовик. Фото: Public Domain
Кардиналу — власть, королю — развлечения
В 1726 году 16-летний Людовик XV объявил о том, что берёт бразды правления в свои руки, но на деле власть фактически перешла в руки его воспитателя Флери, ставшего кардиналом.
Людовик XV мало интересовался государственными делами, чему очень способствовал кардинал, сосредоточивший в своих руках большую власть.
Кардинал Флери избегал реформ и вообще резких политических шагов, но его осторожная политика позволила несколько улучшить экономическое положение страны.
Сам же Людовик проводил время в развлечениях и занимался меценатством, поддерживая скульпторов, живописцев и архитекторов, поощрял естественные науки и медицину.
С 1722 по 1774 годы для замков Людовика XV было куплено более 800 картин, более тысячи изящных предметов мебели и многое другое.
Но куда большей страстью, чем искусство, для короля были женщины. У Людовика XV было бесчисленное количество фавориток. Их число особенно выросло после того, как супруга Мария Лещинская (после рождения в 1737 году десятого ребёнка) отказала мужу в близости.
Главная фаворитка
После смерти в 1743 году кардинала Флери Людовик XV наконец стал полновластным правителем Франции. В 1745 году банкир Жозеф Пари , надеявшийся сблизиться с королём, представил ему 23-летнюю Жанну-Антуанетту д’Этиоль , парижскую красавицу, которая, по мнению финансиста, могла понравиться Людовику XV.
Банкир не ошибся — Жанна-Антуанетта стала любовницей короля. Но это оказалось вовсе не мимолётным увлечением. Энергичная дама сумела стать для короля близким другом, поверенным во всех делах, а затем фактически и советником в вопросах государственного управления.
Так Жанна-Антуанетта д’Этиоль превратилась во влиятельную маркизу де Помпадур , официальную фаворитку короля, свергавшую и назначавшую министров, определявшую направление внутренней и внешней политики страны.
Впоследствии во всех неудачах Франции времён правления Людовика XV сами французы склонны были винить мадам де Помпадур. Однако в действительности вина лежит на самом короле, который так и не сумел преодолеть заложенное в него с детства отвращение к государственным делам.К концу 1750-х годов положение в экономике страны стало резко ухудшаться. В 1756 году Людовик XV, не без влияния своей фаворитки и её выдвиженцев, втянулся в Семилетнюю войну, выступив на стороне Австрии, традиционно являвшейся соперницей Франции. Этот конфликт не только разорил казну, но и привёл страну к потере колоний и уменьшению политического влияния Франции в мире в целом.
«Олений парк»
Король, в детстве бывший любимцем Франции и получивший прозвище Возлюбленный, стремительно терял популярность. Он предпочитал проводить время в обществе фавориток, которых одаривал дорогими подарками и в честь которых закатывал роскошные пиры, вытряхивавшие из казны последние копейки.
Любимым местом досуга короля стал «Олений парк», особняк в окрестностях Версаля, специально построенный для встреч Людовика XV с фаворитками. Инициатором его постройки стала маркиза де Помпадур. Дальновидная женщина, не желавшая терять место официальной фаворитки, решила взять в свои руки дело воспитания девушек, которым впоследствии предстояло лечь в постель к королю.
Чем старше становился Людовик XV, тем моложе были его любовницы. Впрочем, обвинения в педофилии, звучащие в адрес короля, несколько преувеличены. Обитательницами «Оленьего парка» являлись в основном девушки 15-17 лет, которые, по меркам того времени, детьми уже не считались.
После того, как очередная юная любовница переставала привлекать короля, её выдавали замуж, давая для этого достойное приданое.
Двуликая маркиза
Проще всего было бы назвать властолюбивую маркизу «содержательницей королевского борделя». Но мадам де Помпадур в то же время была покровительницей учёных, живописцев и других творческих людей. Благодаря ей перестраивались старые и строились новые дворцы, создавались уличные ансамбли, являющиеся гордостью Франции по сей день. С именем маркизы де Помпадур неразрывно связано понятие «Галантный век». Умом и энергией этой женщины восхищался великий Вольтер .
В 1764 году всемогущая фаворитка ушла из жизни в возрасте 42 лет. Людовик XV перенёс эту потерю довольно равнодушно — в утешение ему остался «Олений парк», где к его услугам всегда были свежие красавицы.
Смерть мадам де Помпадур открыла завершающий период правления Людовика XV. Никогда не испытывавший тяги к государственным делам, теперь он практически полностью устранился от них, занимаясь ими лишь для одной цели — получения средств для увеселений и подарков любовницам.
«Потоп» в наследство внуку
Парижский парламент, сопротивлявшийся введению королём новым налогов, Людовик принудил к повиновению силой. В 1771 году он и вовсе разогнал парламентариев с помощью солдат. Такие меры способствовали росту недовольства не только в рядах аристократии, но и среди низших слоёв общества.
В последние годы жизни Людовик XV, проводивший всё больше времени на охоте и в «Оленьем парке», на слова придворных о брожении в народе и катастрофическом финансовом положении страны неизменно отвечал фразой, сказанной некогда мадам де Помпадур, которую упрекнули в расточительстве: «После нас хоть потоп!»
Самому Людовику XV увидеть «потоп» было не суждено. В 1774 году очередная юная любовница заразила короля оспой. 10 мая 1774 года он умер в Версале.
На престол взошёл внук Людовика XV, Людовик XVI. Не разделявший увлечений деда, испытывавший отвращение перед «Оленьим парком» молодой король вскоре стал жертвой того самого «потопа», наступление которого после себя пророчили Людовик XV и маркиза де Помпадур. Но гильотина в королевских шеях не разбирается...
Людовик XV Французский. Внутреннее развитие. Внутренняя политика
Если подробнее рассматривать 59 лет правления Людовика XV, то они выглядят - при всех слабостях и недостатках - как блестящая эпоха для Франции в самых разных областях, особенно в искусстве, науке, литературе и духовной жизни, а также в области экономики. Большую роль сыграло то, что Франция в течение этих долгих лет в значительной степени была свободна от внешних вторжений и не испытывала опустошительных последствий войны. Современники аббат де Вер и герцог де Крой оценивали долгий период правления как счастливую эпоху благодаря внутреннему миру и ее экономической и интеллектуальной силе.
Так как Людовик XV был мало музыкален, он не очень поощрял музыку, хотя во Франции творили такие композиторы, как Франсуа Куперен (1668- 1733) и Жан Филипп Рамо (1683-1764). Скульптура и живопись нравились ему, но с подлинной страстью он посвящал себя архитектуре и лично поощрял разнообразнейшие проекты. Он настолько хорошо познал этот предмет, что архитекторы ни в чем не могли ввести его в заблуждение, он вмешивался как специалист и во всех больших проектах вникал во все детали. Время его правления было временем большого взлета в искусстве и архитектуре. Не случайно господствовавший тогда, особенно во внутреннем убранстве, характерный стиль Людовика XV с его утонченными орнаментами и полными фантазии декорациями в стиле рококо был назван именем короля. Самыми выдающимися сооружениями следует назвать бассейн Нептуна и построенную Габриэлем в 1770 г. оперу в Версальском дворце, одно из прекраснейших оперных зданий в мире, далее «малые апартаменты», которые были созданы с 1735 по 1738 г. Самым большим завершенным проектом был восстановленный с 1751 по 1755 г, Робером де Коттом замок в Комиьене. Тогда же возникли другие, меньшие замки: малый Трианон (Габриэль), Сан-Юбер, Бельвью и др. Под эгидой Людовика XV были, кроме того, построены «Площадь Людовика XV» (ныне площадь Согласия), одна из самых больших и красивых площадей Европы, общественные здания военной и хирургической школ, начатая в 1764 г. церковь Святой Женевьевы (ныне Пантеон) и начатая в 1745 г. в Версале церковь Св. Людовика (ныне собор), министерские здания и др.
Особого расцвета достигло искусство внутренней отделки благодаря таким мастерам, как Жермен Боффан и Ж.А. Руссо. Тогда же возникли изящные, великолепные образцы мебели, а также мастерски написанные, нежные и изысканные картины в стиле рококо Антуана Ватто, Франсуа Буше и Жан-Марка Натье.
Людовик XV был, как подчеркивает Антуан, а также Маок и Мишель Берне, благодаря своей бурной строительной активности, своему стремлению к обновлению и доведению до совершенства внутреннего убранства помещений и его поискам утонченного комфорта главным двигателем в эпоху расцвета французской архитектуры и «золотого века» прикладного искусства. При этом двор и город Версаль образовали симбиоз. Король задавал тон, и ему следовало придворное дворянство, имевшее дворцы в этом огромном мировом городе, в котором жили и творили художники, мастера и торговцы произведениями прикладного искусства. Эти художники и мастера находили здесь богатых покупателей и меценатов. Для замков Людовика, например, с 1722 по 1774 г. было куплено не менее 850 картин или сделаны заказы на них, более тысячи изящных предметов мебели, которые гарантировали средства для жизни большому количеству известных краснодеревщиков. Так как французский стиль и вкус были для Европы образцом, то мастера из Парижа и Лиона (шелк) поставляли свои изделия почти всем дворам Европы вплоть до русского Санкт-Петербурга.
Эпоха Людовика XV была золотым веком для науки, литературы и духовной жизни. Поскольку Людовик XV особенно поощрял естественные науки и медицину, кажется, что он значительно меньше, чем Людовик XIV , проявил себя меценатом литературы и философии. И все же Вольтер долгие годы был придворным писателем. Людовик не покровительствовал так литераторам и поэтам, как его прадед, чтобы они возвеличивали его и королевскую власть, но своим сравнительно либеральным правлением - несмотря на устаревшие цензурные ограничения и даже преследования - предоставлял им широкое поле деятельности. Так время его правления стало золотым веком французского Просвещения. Вскоре вся Европа смотрела на Францию как на центр духовной жизни.
Именно тогда ведущими в своих дисциплинах стали такие французские математики и естествоиспытатели, как д’Аламбер, Кондорсе, Лаплас, Монж, Лавуазье, Бюффон, Монгольфье и многие другие. Больших успехов достигли французские историки, языковеды и историки искусства, занимавшиеся чужими заморскими культурами. Физиократы опубликовали свои экономические теории и основали первую национально-экономическую школу, проповедовавшую рационализм, индивидуализм и естественное право.
Дидро и д’Аламбером в 1751 - 1780 гг. издавалась 35-томная «Энциклопедия». В ней публиковались «Сведения о современных знаниях». «Энциклопедия» стала благодаря своей антиклерикальной и антиабсолютистской направленности «основным произведением французского Просвещения», публицистическим оружием философов. Именно эти философы и мыслители эпохи опубликовали основополагающие произведения и предложили идеи, которые стали историческими и, кроме прочего, подготовили революцию.
Самым выдающимся умом среди философов был Вольтер (1694-1778). С 1726 по 1729 г. он жил в Англии и поэтому находился под сильным влиянием английских мыслителей. Он был писателем, драматургом, поэтом, историком, философом и популяризатором идей Просвещения. Большое влияние на развитие общества оказал Монтескье с его «Духом законов», в котором выдвигалось требование о независимости судебной власти и определенном разделении властей, Жан-Жак Руссо (1712 - 1778) снискал большое уважение как критик цивилизации, писатель и педагог. Его опубликованный в 1762 г. «Общественный договор» позже очень сильно повлиял на революционеров, особенно якобинцев. Именно Руссо говорил о необходимости передать государственную власть в руки народа, т. е. граждан. Названные для примера философы-просветители играли значительную роль и в литературе того времени, когда с традиционными, авторитетами уже не считались и разум был объявлен универсальным судьей всех вещей. Комедия была обновлена Пьером Карле де Шамбеленом де Мариво (1688-1763), драма - Мишелем-Жаном Седеном (1719-1797), реалистический роман - Аленом-Рене Лесажем (1668 - 1747), философский роман - Монтескье, Вольтером, Дидро и Тассо и психологический - Мариво и аббатом Прево (1697-1763).
Правление Людовика было благоприятным временем не только для расцвета философии Просвещения, но в какой-то степени также для внутреннего развития и экономики, хотя хватало тяжелых ситуаций и конфликтов, для которых регент заложил множество основ.
В годы регентства герцога Орлеанского, когда малолетний король Людовик XV уже должен был выполнять многочисленные представительские обязанности в качестве суверена королевства, было намечено много решающих вех, отрицательно повлиявших на дальнейшее развитие монархии и имевших тяжелые последствия. Ответственным за это был в первую очередь регент, описываемый в старинном исследовании как «циничный гедонист». В более новых трудах наряду с очень вольными нравами отмечаются также его интеллигентность и политические способности.
Правление «короля-солнце» Людовика XIV (1643 - 1715) стало вершиной «абсолютной» власти монархии во Франции, однако в ходе войны за Испанское наследство (1701 - 1714) образ монархии внутри королевства был поколеблен, ведущее положение Франции в Европе сменилось равновесием великих держав, а финансы бурбонского королевства были исчерпаны. Практически французское государство в 1715 г. оказалось неплатежеспособным. Таким образом, регенту достался в наследство груз тяжелых политических проблем. Он должен был найти решение их.
В своем завещании 1714 г. Людовик XIV назначил регентство для своего тогда четырехлетнего наследника трона и правнука Людовика XV. «Король-солнце» в нем постановил, что его единственный племянник, Филипп, герцог Орлеанский (в случае смерти Людовика XV он был также его наследником), не должен получать полного регентства и слишком большого влияния на малолетнего короля. Однако когда «король-солнце» умер, честолюбивый герцог Орлеанский захотел неограниченного и полного регентства. Чтобы получить его без конфликтов, герцог посчитал необходимым пойти навстречу Парижскому парламенту как хранителю завещания. Он признал за Парижским парламентом политическую роль, утраченную полстолетия назад. Это должно было сыграть негативную роль в следующие 74 года, так как Парижский парламент и провинциальные парламенты, т. е. высшие суды королевства с их судьями из служилого дворянства, которые свою должность получили по наследству или купили, неизменно выступали против реформ и практически постоянно блокировали их как представители интересов привилегированных.
Другая дальняя цель регента находилась в религиозной области, была связана с усилившимися позициями парламентов и создавала для Людовика XV во все время его правления проблемы: возвышение янсенистского, ригористского и галликанского движений. Янсенизм, первоначально религиозно-нравственное реформаторское движение 17 в. внутри католической церкви со строгими, аскетическими моральными основами, преследовался Людовиком XIV, потому что со временем он из чисто религиозного развился в широкомасштабное политическое движение с религиозной основой. Он приобрел особое значение и пробивную силу, так как объединился с ригоризмом и галликанизмом. Ригоризм - это возникшее в 1611 г. церковное направление, опиравшееся на тезисы теолога Сорбонны Эдмона Рише, которые были восприняты янсенистами. Рише подчеркивал в значительной степени равноправную роль всех священников как судей в вопросах веры и советчиков в вопросах церковной дисциплины и в соответствии с этим преимущество представительных собраний клира (синоды, церковные соборы) в противовес епископам и папе. Эти идеи находили тем больше приверженцев среди капелланов и священников, чем больше назначаемый французским королем епископат представлял собой практически монополию дворян. Ригоризм объединялся с галликанством с целью создать но возможности не зависящую от папы национальную церковь. Так как галликанизм располагал юридическим оружием - возможностью подавать апелляцию против злоупотреблений, эти апелляционные жалобы на церковное начальство (вплоть до папы и церковных судов) подавались теперь в высшие светские суды, парламенты.
Парламенты, таким образом, рассматривали не только апелляции священников, которые были осуждены или подверглись гонениям своими епископами, но и вопросы веры - жалобы против булл, молитвенников и предписаний папства. Парламентские советы, в основном близкие янсенизму, использовали свои права, чтобы ослабить авторитет назначенных королем епископов-дворян в пользу низшего клира. Это приводило к раздорам и беспокойству в епархиях.
Людовик XIV как французский король наверняка не относился к галликанству отрицательно и даже иногда пытался использовать его в наиболее жесткой форме против папы, но он видел в ведущих себя по-галликански янсенистах опасность для королевского авторитета. Он не без оснований полагал, что янсенисты, с такой страстью боровшиеся против догматических решений и непогрешимости папы, так же будут нападать на авторитет короля. По его просьбе, папа Климент XI еще раз осудил в 1713 г. в булле Unigenitus Dei 101 положение из произведения французского янсениста Кеснеля. Булла вновь возбудила умы. Но Людовик XIV авторитетом своей власти добился, чтобы Парижский парламент 15.2.1714 г. зарегистрировал папскую грамоту, которая таким образом стала своего рода основным законом (конституцией) монархии.
После чисто внешнего умиротворения страсти вновь разгорелись после смерти «короля-солнце» в сентябре 1715 г. Дело дошло до столкновений между янсенистско-ригористскими противниками буллы и ее защитниками, прежде всего иезуитами.
Когда Парижский парламент признал «Конституцию Unigenitus» неприемлемой и осудил ее как направленную против свобод галликанской церкви, регент позволил этому совершиться, очевидно, ожидая благоволения парламентов в вопросе о завещании. Смолоду интересовавшийся вопросами веры, он пошел навстречу противникам буллы. Это привело к маленькой теологической войне, разжигавшейся памфлетами, и к тяжелому конфликту с папой. Папа утвердил только тех назначенных регентом епископов, которые признали буллу, в то время как герцог Орлеанский отверг такую позицию папы как недопустимое вмешательство в его права.
В то время как парламенты постоянно вмешивались в вопросы теологии и церковной дисциплины, страсти по обе стороны разгорались все сильнее, так что регент почувствовал необходимость восстановления спокойствия. В 1720 г. он повелел считаться с буллой и больше этот вопрос не обсуждать. Однако это распоряжение не имело большого успеха, и поощрявшийся регентом раскол на партии янсенистов, ригористов и галликанцев, который оказал сильное влияние как на высшие юридические круги, так и на клир и население Парижа, сыграл в последующие десятилетия вплоть до революции важную роль в ослаблении монархии.
При регенте началось также падение авторитета монархии из-за постоянной разлагающей критики и систематического преувеличения ошибок и слабостей монарха и его окружения, направляемых прежде всего янсенистской партией. Если Людовик XIV вызывал определенное почтение, то после его смерти, при регенте, критика приняла более острую и вместе с тем более некорректную и деструктивную форму. Наконец, и в области финансовой политики регент совершил шаг, имевший тяжелые последствия. Он решился на эксперимент финансиста из Эдинбурга Джона Лоу. Джон Лоу создал в 1716 г. банк нового типа для учета векселей, депозитов и эмиссии банкнот, в 1717 г. основал «Compagnie d’Occident» для французской Северной Америки и выпустил под это акции. В 1718г. ома была преобразована в королевский банк, выпускавший банкноты. Весной 1720 г. он объявил банкноты единственным легальным денежным средством для платежей свыше 100 ливров. Однако поскольку покрытия не было обеспечено и Лоу поддался искушению все больше использовать печатный станок, за два месяца напечатав банкнот на 1,5 миллиарда, он вызвал инфляцию, которую уже не смог обуздать дефляционными мерами. Итак, 26.12.1720 г. обанкротившийся королевский банк был закрыт, а Лоу бежал. Из-за эксперимента сотни тысяч людей потеряли свои состояния, однако по причине инфляции государственные долги значительно уменьшились и государство получило пространство для маневра. Некоторые отрасли экономики даже переживали подъем.
Банкротство королевского банка толкнуло Францию в тяжелый государственный кризис. Доверие ко всякого рода государственным бумагам и бумажным деньгам было подорвано, как и вера в общественные кредитные учреждения.
Это продолжалось долгие годы, пока, наконец, при Наполеоне I не был основан «Французский банк».
Когда Людовик XV 23.2.1723 г. в свои 13 лет достиг совершеннолетия, вначале рядом с честолюбивым кардиналом Дюбуа, герцог Орлеанский оставался главенствующей фигурой королевства. Он даже занял после смерти кардинала в августе 1723 г. должность премьер-министра, что было необычно для такого высокопоставленного члена королевской фамилии. Однако когда бывшего регента 12.2 того же года настиг удар, должность первого министра принял на себя на три года другой принц крови, «весьма пронырливый» 31-летний глава дома Конде герцог де Бурбон. Во время герцога, который хорошо нажился вследствие эксперимента Лоу, доминирующими лицами были финансист и поставщик армии Пари-Дюверне и метресса герцога маркиза де При. Однако когда премьер-министр под влиянием этой дамы собрался воевать против Австрии и Испании, он был уволен, по инициативе члена Государственного совета, имевшего на 16-летнего короля очень сильное влияние. Главной целью Флери было сохранение мира и во Франции и за ее пределами. Хотя молодой король заявил, что он будет править сам, по примеру своего прадеда Людовика XIV , ведущей фигурой во Франции стал 73-летний Флери, «мудрый старый человек», который вызывал неограниченное и всегда полное уважения доверие молодого короля. Флери довольствовался званием государственного министра и отказался от обязанностей премьер-министра, хотя - исполнял их на практике как немногие другие.
Флери, родившийся в 1653 г. в Лощдеве (Лангедок), сын сборщика налогов, был вначале священником; несмотря на свое сравнительно простое буржуазное происхождение, в 1698 г. стал епископом маленькой южнофранцузской епархии Фрежу, затем Aumonier Версальского двора, а в 1714 г. - по рекомендации иезуитов - воспитателем Людовика XV. Этим был обусловлен дальнейший подъем Флери к власти. От природы добрый и кроткий, с хорошими манерами, этот человек с железной волей и настойчивостью умел скрывать свое честолюбие. Так как он сторонился придворных интриг, то долгое время не имел врагов. Не гениальный, но мудрый, умеренный, прилежный и очень даровитый государственный деятель с блестящей памятью экономично управлял доверенными ему общественными средствами и работал с крайне малым аппаратом служащих, насчитывавшим не более 3 - 4 секретарей с помощниками для каждого. И в личной жизни этот священнослужитель был умеренным и экономным, избегал, как это было тогда принято, обогащения собственной семьи и не занимался меценатством, как его прославленные и разбогатевшие на своих постах предшественники кардиналы Ришелье и Мазарини . Значительную часть своих доходов Флери жертвовал на подаяние. Охотнее всего он отдыхал на семинаре «сульпициев» в Иссиле-Мулино.
Людовик XV 20.8.1726 добился для своего доверенного государственного деятеля кардинальского звания, как это раньше делали французские монархи для своих министров, например, Ришелье и Мазарини . Для имевшего скромное происхождение Флери это было огромной честью, поскольку кардиналы по рангу равнялись принцам крови, иногда даже кронпринцам. Флери удалось обеспечить своей стране длительный внешний и внутренний мир и избежать вражеского вторжения на территорию королевства. Во Франции началась эпоха значительного экономического подъема. Он очень успешно поощрял торговлю, так что в это время и в последующие затем десятилетия правления Людовика XV внешняя торговля сильно возросла. Существенной предпосылкой для экономического процветания наряду с миром и окончанием больших эпидемий была стабилизация французской валюты. После того, как именно при Людовике XV и регенте государственные манипуляции с валютой часто использовались как средство снимать сливки с доходов, 15.6.1726 г. раз и навсегда было установлено, что 1 луидор равняется 24 ливрам, а 1 экю - 6 ливрам. Государственные долги уменьшились, и в 1738 г. генеральный контролер (министр финансов) Филибер Орри представил сбалансированный бездефицитный бюджет, единственный за весь французский 18 век.
Воздействие кардинала было умиротворяющим и во внутренних религиозных и конституционно-правовых дискуссиях. Он заставил умолкнуть патетическую янсенистскую агитацию и обуздал «ультрамонтанов», добился, чтобы булла Unigenitus 24.3. 1730 г. стала государственным законом, и уменьшил политическое влияние парламентов.
Чтобы проводить эту примирительную, но твердую политику, Флери сформулировал сильное правительство, членов которого Людовик XV назначил по предложению кардинала. Должность канцлера занимал Анри-Франсуа д’Агессо, способный, близкий янсенизму юрист, внешнеполитическое ведомство возглавлял Шовелен, упорный, блестящий бывший президент Парижского парламента, министерство финансов с 1726 по 1730 г. - ле Пелетье и с 1730 по 1745 г. - Орри, «неуклюжий, жестокий, массивный, бережливый», военное министерство - ле Бланк, с 1728 г. по 1740 г. - д’ Анжервилье. Главные члены правительства происходили из служилого, а не военного дворянства. Кроме того, правительство располагало тогда очень хорошими и способными интендантами в провинции. Современник Крой так оценивал эпоху Флери: «Он всегда правил с большой добротой, и никогда Франция не была такой мирной, как при нем».
Таким образом, эпоха Флери была для Франции «золотым веком», когда страна стала богатой, правда, государство в значительной степени оставалось бедным, поскольку богатые и разбогатевшие верхние слои, привилегированные, но также и поднимающаяся буржуазия в должной мере не подпускались к средствам, так как Флери в этой области не провел подлинно решительных реформ и этим не изменил структуры режима, несмотря на все его недостатки. Это явилось, как можно теперь судить, слабостью этой в остальном счастливой эпохи.
Десятилетия после смерти кардинала Флери в 1743 г. по праву считаются эпохой самостоятельного правления Людовика XV. Он держал нити правления в своих руках и выполнял обязанности «абсолютного» монарха как типичный бюрократ, который, будучи застенчивым, испытывающим страх перед общественностью человеком, управлял своим королевством из-за своего письменного стола и в письменном виде. Значительная сдержанность этого бюрократа, который при всей своей подвижности, страсти к охоте и большом количестве метресс осуществлял последовательную политику правления не публично и не используя пропаганду, привела к тому, что в сознании общественности на первый план выступали другие персоны, такие как метрессы, особенно маркиза де Помпадур, а также министры, как герцог де Шуазель. Поэтому его роль в более старых исследованиях преувеличивается, хотя вполне можно доказать его сильное влияние во многих областях на робкого, сомневавшегося в себе монарха.
Это особенно относится к мадам де Помпадур, так что в литературе даже часто говорят об эпохе Помпадур или о «Франции Помпадур». Она вошла в историю как «типичное олицетворение» королевской метрессы. Очень честолюбивая, рвавшаяся к власти, красивая, образованная молодая женщина стала маркизой де Помпадур и была представлена официально ко двору как знатная особа. Как ни одна из ее предшественниц или последовательниц, она была «полна дикой решимости никому не дать себя столкнуть со своего однажды завоеванного места». Впрочем, она не была в состоянии руководить высокой политикой и набрасывать ее основные линии. Это оставил для себя монарх. Однако королевской метрессе удалось, хотя и косвенно, путем сильного влияния на персональную политику Людовика XV, играть важную политическую роль, которая, впрочем, редко бывала положительной и счастливой. Маркиза добивалась назначения своих фаворитов на важные посты и дарования им монархом отличий, поощрений и пенсий. Поскольку сама она не могла судить об их талантах, она без различия продвигала льстецов, способных и неспособных, считавших ее ходатайство лучшим средством снискать благосклонность монарха. Таким образом, во Франции в то время часто получали важные посты люди недостойные, а компетентных и волевых людей увольняли в результате вмешательства Помпадур. В конечном счете эти политические акции имели весьма отрицательные последствия для внутреннего и внешнего развития Франции.
Публичное осуждение вызывало то, что женщина из буржуазных кругов приобрела такое положительное влияние на короля и его кадровую политику. Ей вменялось в вину и выставляемый на всеобщее обозрение пышный и роскошный стиль жизни, и расточительность, и хвастливое меценатство. Так, сообщается, что Помпадур израсходовала на свои праздники около 4 миллионов, а на меценатство - 8 миллионов ливров. Все это вредило репутации короля и давало клеветникам-острословам желанный повод для нападок.
Чем тут мог помочь факт, что король, как показывают исследователи, в финансовом отношении не слишком баловал Помпадур и давал ей в месяц лишь пару тысяч ливров, в то время как она, деловая дочь финансиста, благодаря своим связям с финансовым миром, имела значительные собственные средства и брала большие кредиты. Расточительность и огромные расходы мадам Помпадур сваливали на короля, и это в то время, когда монархия испытывала большие финансовые трудности и нужно было срочно повышать налоги и проводить решительные финансовые реформы. Влияние Помпадур отрицательно сказывалось на политической морали, хотя маркиза и пыталась завоевать благосклонность литераторов и философов-просветителей, поощряя их. Она поддерживала Энциклопедию и партию философов против иезуитов, янсенистов и Сорбонны, добилась для Вольтера поста королевского историографа, члена Академии и камергера, затевала различные строительства и выдавала на них большие суммы.
Вначале она была тесно связана с группировкой, состоявшей из финансистов Парижа, Тенсен и маршала Ришелье, оказавшей сильное влияние на состав правительства. Однако всеобщий кризис авторитета привел к правительственному кризису и растущей внутренней напряженности, конфликтам и беспокойству. Попытки министра финансов д’Арнувиля (1745- 1754) решительно реформировать структуры непригодной и несправедливой налоговой и финансовой системы, а также увеличить налогообложение привилегированных и этим дать монархии необходимые финансовые средства, натолкнулись на бунт дворянства и сопротивление клира и рухнули, так как Людовик XV отступил. Особенно опасной стала для него продолжительная, доходившая до обструкции, оппозиция высших судов, парламентов, борьба, которая не затрагивала конституционной основы королевства и была для короны борьбой не на жизнь, а на смерть.
Советы парламентов и других высших судов образовали сплоченный слой высшего служилого дворянства, которое было породнено с военным дворянством и принадлежало к богатейшим землевладельцам и самым зажиточным горожанам. Свои посты они либо купили, либо унаследовали и могли занимать их с двадцати лет, имея минимальные юридические познания. Они стали «инструментом дворянской и землевладельческой реакции». Несмотря на это, близкие янсенизму судьи стали популярны как оппозиция против «деспотизма» короля и его правительства. Благодаря агитации и воздействию на общественное мнение, особенно в Париже, Советы парламентов, мечтавшие о «правительстве судей» во Франции, пытались систематически отстаивать свои позиции против правительства. Определенные группировки практиковали при этом «настоящий идеологический терроризм» по отношению к своим коллегам-судьям. В конечном счете парламенты образовали сильнейшую из трех противоборствующих групп, которые в то время вели в королевстве жестокую борьбу: клир - иезуиты, парламентские янсенисты и философы-просветители. Обструкция парламентов причиняла наибольший вред монархии.
В то время как раздоры янсенистов и иезуитов вызвали моральный кризис, а социальные проблемы все углублялись, усилились и политические трудности, когда генеральному контролеру пришлось вводить новый налог, чтобы спасти государственные финансы. В этой ситуации Робер Франсуа Дамьен, долго состоявший на службе янсенистски настроенных парламентских советов, совершил в одиночку покушение на Людовика XV, правда, только ранив его.
В ответ на это покушение под влиянием Помпадур король уволил как своего министра финансов (жертва привилегированным) так и друга иезуитов графа д’Аржансона, который твердо руководил парижской полицией (уступка янсенистам). Однако вследствие отставки пусть ненавидимых, но способных министров, сильных людей в правительстве, ситуация стала еще тяжелее и нестабильное. На первый план выдвинулся высокородный, просвещенный вольный каменщик герцог Шуазель. Он был фаворитом Помпадур, надменной, энергичной, но ветреной и противоречивой личностью, занимавшей с 1758 г. 12 лет подряд различные посты в правительстве. Все уступки обществешюму мнению и противостоящим высшим судам не оправдались, их сопротивление всем реформам монархии, находившейся в тяжелейшем финансовом положении, еще больше усилилось. Хотя такие способные генеральные контролеры как Бертен (1759 - 1763) и Л’Аверди (1763 - 1768) прилагали большие усилия, проводили опросы во всем королевстве и через дипломатов - во всех крупнейших государствах Европы, чтобы получить материалы для обоснования реформы, все пошло прахом. Они подготовили генеральный кадастр для всей Франции в целях унифицирования налоговой системы и получили детальную информацию о налоговых системах различных государств Европы, чтобы использовать их опыт. Парламенты и направляемое ими общественное мнение резко выступили против «министерского деспотизма». На это время приходится одно из значительнейших и редчайших событий правления Людовика XV: уничтожение иезуитов. Как уже многократно упоминалось, иезуитов во Франции ненавидели как самых больших противников янсенистов, как «агентов» папы и защитников «абсолютной» монархической власти в Париже и янсенистски настроенные слои, и философы, и вольные каменщики. Так, янсенисты постоянно стремились уничтожить Общество Иисуса. Когда в 1758 г. после покушения на португальского короля его премьер-министр - вольный каменщик Помбаль возложил вину на иезуитов, это было неслыханно раздуто в Париже и сопровождалось резкими упреками и обвинениями ордена, насчитывавшего во Франции 111 коллегий, 9 послушничеств и 21 семинарию, пользовавшегося уважением Людовика XV, и «партия благочестивых» при дворе во главе с дофином. Шуазель, который «путем уничтожения иезуитов хотел добиться поддержки парламентом более высоких налогов», предложил принять меры против иезуитов. Его поддержала мадам де Помпадур. Она не могла простить Обществу Иисуса резкой критики ее образа жизни.
Орден сам представил Парижскому парламенту такую возможность. После того как он проиграл важный долговой процесс, он подал апелляцию в более высокую инстанцию, т. е. в Парижский парламент, хотя ему должна была быть известна враждебная, янсенистская настроенность его судей. Иезуиты проиграли процесс в высшей инстанции, и парламент по поручению парламентского совета начал рассматривать вопрос об «опасности» ордена. При этом не стеснялись использовать в качестве доказательства плохо переведенные и искаженные цитаты из произведений иностранных иезуитов. Парламенты инкриминировали иезуитам призыв к убийству короля и приняли в 1761 г. решение о запрете братств и закрытии коллегий.
В то время как канцлер Ламуаньон, кронпринц и даже сам Людовик XV хотели снасти иезуитов и вели переговоры со святым престолом об изменении правил ордена, парламенты поставили их перед свершившимся фактом. Парламент Руана 12.2.1762 г. первым вынес «окончательный приговор», к нему присоединились другие высшие суды и тотчас же распорядились о закрытии коллегий. Людовик XV, оказавшийся в безвыходном положении, отступил. Поскольку иезуиты всегда были ярыми защитниками монархии, победа их противников была «тяжелым ударом по королевскому авторитету». Даже враги иезуитов просветители Вольтер и д’Аламбер критиковал этот запрет как плод «фанатизма», а Вольтер, сам ученик иезуитов, подчеркивал, что они никогда не призывали к убийству и не учили «опасным принципам».
Если Шуазель и, под его влиянием, Людовик XV верили, что, пожертвовав иезуитами, они добьются согласия парламентов на повышение налогов, то они сильно ошиблись. Эта победа сделала парламенты еще самоувереннее.
Закончившаяся в 1763 г. Семилетняя война принесла французской монархии не только потерю многочисленных территорий и падение престижа, но и разрушительные долги. Колоссальная задолженность после 1763 г. (в 1764 г. 2325,5 млн. ливров) имела катастрофические последствия для государственной казны Франции, которая из-за высоких затрат на обслуживание государственного долга практически потеряла свободу действий. Обострившиеся финансовые проблемы превратились в затяжной тяжелый кризис режима с непосредственными и долгосрочными политическими и финансовыми последствиями. В конечном счете долги подогрели инфляцию и обусловили высокие проценты, что привело к экономическому кризису.
Каждая попытка правительства провести реформы вызывала вето верховных судов и возмущение. Королевство стало неуправляемым, поскольку каждая мера отвергалась как «деспотическая» или как «нарушение основных законов». При этом сидевшее в верховных судах служилое дворянство работало вместе с принцами и военным дворянством, что Шуазелю приходилось терпеть.
Если король не хотел подчиниться привилегированным и практически отречься, а хотел модернизировать свое государство и сделать его работоспособным, он должен был действовать. 60-летний Людовик наконец собрал всю свою волю, отправил Шуазеля в отставку и поддержал реформаторов.
Наиболее значительными личностями времени реформ были генеральный контролер (министр финансов) аббат Террей (1769-1774) и канцлер Рене М.Ш.А. де Мопу (1770-1774). Парламент Бретани, возбудив процесс против местного представителя короля, гувернера герцога д’Эгильонского и своей властью лишив его звания пэра, выступил против самого короля и его абсолютной монархической власти и противопоставил ему желаемое судьями правление парламентских советов. Конфликт был доведен обеими сторонами до крайности. Когда король и государственный совет отменили лишение звания пэра как направленное против авторитета короля и отозвали дело из парламента Ренна, последний продолжал настаивать на своем приговоре, и к нему присоединились другие парламенты, поддержанные принцами крови. Дошло до всеобщего возмущения. После резких споров и многочисленных отказов парламента, и особенно Парижского, повиноваться высшим королевским судебным представителям Мопу сослал 130 парламентариев с семьями в провинцию. Их должности и собственность были реквизированы за неповиновение и отказ работать. В провинции также 100 парламентариев было отправлено в ссылку. Мопу провел радикальную реформу высших судов, упразднил продажу судейских мест и ввел бесплатное обращение в суд. Новые члены парламентов получили содержание и стали несменяемыми. Организация судов была упорядочена и они стали нормально функционировать. Этот акт короля, рассматриваемый многими как революционный, вызвал резкую и ожесточенную реакцию большой части общества, находившегося под влиянием парламентариев, принцев и Шуазеля. не легче пришлось и министру финансов аббату Террею, твердому, энергичному человеку, который хотел спасти государство. Он сократил государственные пенсии и предоставляемые короне средства, стремился ввести одинаковый, рационально увеличенный поземельный налог путем создания генерального кадастра. Кроме того, он увеличил генеральную арендную плату.
Эти жесткие, но необходимые для выживания государства меры двух министров-реформаторов сделали их мишенью злобных нападок и оскорблений, короче, их «смешивали с грязью». При этом они могли в основном рассчитывать только на поддержку короля, который лишился последних остатков популярности, так как янсенистские круги, потерявшие старого врага - иезуитов, теперь набросились на нового врага - «деспотизм» правительства и короля. Несмотря на это, король заявил: «Я никогда не сверну со своего курса».