Что произошло с сыном Никиты Хрущева на самом деле

Часть III. От дня Победы до XX съезда

Часть IV. Отношения с Западом. Холодная война

ПРОЛОГ

Ко мне давно обращаются мои товарищи и спрашивают (и не только спрашивают, но и рекомендуют) собираюсь ли я писать свои воспоминания, потому что я и вообще мое поколение жили в очень интересное время: революция. Гражданская война и все, что связано с переходом от капитализма к социализму, развитием и укреплением социализма. Это целая эпоха. Мне выпало на долю принимать активное участие в политической борьбе с первых дней моего вступления в партию. Я все время занимал какие-то выборные должности. Войны, Гражданская и Отечественная, внутренние события широко освещены в печати. Но есть и “белые пятна”, которые многим непонятны. Да и мне они были долгое время непонятными. После смерти Сталина, когда мы получили возможность приобщиться к тем архивным материалам, которые нам были неизвестны, многое предстало в ином свете. Раньше было только слепое доверие, которое мы питали к Сталину, и поэтому все, что делалось под его руководством, освещалось как необходимое и единственно правильное. Когда же мы сами начали несколько критически мыслить, то стали проверять факты, насколько это возможно, по архивным данным.

Многие люди, которые со мной встречаются, спрашивают, пишу ли я свои воспоминания о периоде, в котором я живу. Все мне доказывают, да я и сам понимаю, что это очень ответственный и важный период истории, и поэтому люди хотели бы знать о нем от человека, непосредственно жившего в это время и занимавшего высокое положение, которое выпало на мою долю. Я хотел бы, чтобы будущее поколение получило возможность самому оценивать явления, которые протекали в период, в который я жил. Этот период очень ответственен и велик величием дел, которые совершались партией по перестройке промышленности, сельского хозяйства, культуры и управления государством. Одновременно с этим много было сделано такого, что мешало нашему развитию, и если бы это не было допущено, то достижения были бы еще более грандиозными.

Я понимаю заботу моих товарищей, настоятельно рекомендовавших мне взяться за перо. Пройдет время, и буквально каждое слово людей, живших в наше время, станет “на вес золота”. Тем более тех людей, кому выпала доля близко стоять у руля, который направлял весь огромный корабль на перестройку общественно-политической жизни нашей страны и тем самым оказывал огромное влияние на мировое развитие. Однако я должен буду работать, не пользуясь фактически архивным материалом. Это слишком сложно, да и в моем положении сейчас, вероятно, невозможно.

Я хочу быть очень правдивым и буду ссылаться на факты так, чтобы будущее поколение (а я пишу для него) могло их проверить. Я буду указывать источники, к которым надо прибегнуть, чтобы более детально узнать, проверить и понять факты. По вопросам, которые я считаю особенно интересными для будущего поколения, факты были записаны протокольно. С ними можно будет детально ознакомиться. Сейчас эти архивные материалы недоступны, но они станут достоянием всех. Да и сейчас я считаю, что большинство материалов не являются закрытыми.

Я хотел бы высказать свое мнение по ряду вопросов, зная по опыту, как будущее наше поколение будет охотиться за каждым словом об этом важнейшем и ответственнейшем периоде, в котором мы жили, творили и создали мощное государство. Это делалось нашими усилиями, усилиями народа, партии и руководителей того времени, которые были организаторами масс. Мне повезло: я тоже был в их числе, в разное время и на разных этапах, от самого маленького звена нашей партии - первичной партийной организации и вплоть до высшего руководящего органа - ЦК партии, его Политбюро и Президиума, постов Председателя Совета Министров и первого секретаря Центрального Комитета. Мне приходилось присутствовать при решении многих вопросов, быть участником претворения в жизнь принятых решений, участником событий этого ответственного периода. Считаю поэтому своим долгом высказать свое мнение.

Заранее знаю, что нет такого мнения, которое бы всех удовлетворяло, да я и не преследую этой цели. Но хотел бы, чтобы среди тех мнений, которые будут в той или иной форме записаны и останутся как наследство для будущих поколений, и мое мнение было известно. Такие мнения были по отдельным вопросам и общими, и разными. Это естественно. Ничего противоречивого тут нет. Да, собственно, так и в дальнейшем будет. Истина рождается в спорах. Даже в одной партии, стоящей на одной, принципиальной марксистско-ленинской позиции, у людей могут быть разные понимания, разные оттенки при решении того или другого вопроса. Живя во время, которое требует гибкого подхода к решению тех или иных вопросов, я знаю, что возникнут разные точки зрения и, возможно, даже противоположные, но это меня не смущает.

Я полагаюсь на тех людей, которые будут как бы судьями. Судить же будет народ, который станет знакомиться с этими материалами и делать свои выводы. Не думаю, что то, что я скажу, - обязательно истина. Нет, истину будет находить каждый, сопоставляя разные точки зрения по тому или другому вопросу в то или другое время. Только этого я и хочу. Глуп тот, кто хотел бы все подстричь под одну гребенку, а все, что не подходит под нее, все это объявить ересью, глупостью, а может быть, даже преступлением. Пусть судит сама история, пусть судит народ.

Поэтому заранее прошу извинить за то неправильное, что читатель может найти в моих записях. Это моя точка зрения, я так сейчас смотрю, так понимаю, так и пишу. Не хочу приспосабливаться и поэтому не хочу умалчивать, не хочу замазывать, не хочу приглаживать, не хочу лакировать нашу действительность. Она не требует этой лакировки, потому что она сама по себе грандиозна. Ведь мне посчастливилось жить в такое переломное время, когда старый, сложившийся уклад жизни на буржуазно-помещичьей основе мы сломали, сбросили его и строим новую жизнь на основе новых и теории, и практики.

Теория без практики - это мертвая теория. Нам пришлось на основе самой прогрессивной, марксистско-ленинской теории прокладывать путь практике. Это очень сложно, поэтому тот период не исключает ошибок и промахов, вольных или невольных. Как говорится, да простят нас потомки, учитывая, что это был первый опыт. Поэтому он единственный, а уж второй - какое-то его повторение. Пусть и судят нас с учетом условий, в которых мы жили и творили. Мы поработали и только потом начали заниматься воспоминаниями, чтобы не упустить того хорошего, что в нашей истории создано нами, партией, рабочим классом и трудовым крестьянством, и не повторить тех ошибок и, я бы сказал, преступлений, которые были совершены якобы во имя партии и якобы для партии. Сейчас ясно, что это было злоупотребление властью. Причина происхождения этого злоупотребления освещалась в докладах на XX съезде партии и повторно в какой-то степени на XXII съезде партии. Я считаю, что все, что было по этому поводу сказано, было правильным. Я и сейчас стою на этих же позициях и именно с них буду рассказывать об ответственном времени кануна Великой Отечественной войны и военного периода и потом последовательно стану излагать ход событий, насколько у меня хватит сил, так, как я его видел, понимал и оцениваю сейчас.

С чего же начать? Думаю, что надо начинать с фигуры Сталина. Почему? Потом, дальше (если мне удастся довести дело до конца) это будет ясно. А если тут же дать в какой-то степени объяснение, то можно сказать, что до смерти Сталина мы считали, что все, что делалось при его жизни, было безупречно правильным и единственно возможным для того, чтобы выжила революция, чтобы она укрепилась и развивалась. Правда, в последний период жизни Сталина, до XIX съезда партии и особенно сразу же после него, у нас, людей из его близкого окружения (имею в виду себя, Булганина, Маленкова и в какой-то мере Берию), зародились уже какие-то сомнения. Проверить их мы тогда не имели возможности. Только после смерти Сталина, и то не сразу, у нас хватило партийного и гражданского мужества открыть занавес и заглянуть за кулисы истории. Тогда я и узнал некоторые факты, которые хочу осветить.

23.09.2012 23:15

Cas1961

Когда говорят об участии Н.С.Хрущёва в репрессиях, приводят цитату из письма Никиты Сергеевича И.В.Сталину. "Дорогой Иосиф Виссарионович! Украина ежемесячно посылает 17-18 тысяч репрессированных, а Москва утверждает не более двух-трех тысяч. Прошу принять меры. Любящий вас Н.С. Хрущев".

Подобных свидетельств приводят ещё немало, но ветераны органов вспоминают, что большая часть дел, связанных с участием Хрущёва в уничтожении кадров была изъята их архивов в те времена, когда Никита Сергеевич стоял во главе партии.

Но, как это, ни покажется странным, свидетельства об участии в репрессиях и многие другие нелицеприятные моменты хрущёвской биографии можно обнаружить в его мемуарах. Да-да! Именно в мемуарах, если читать их внимательно. Понятное дело, что в мемуарах человек всегда пытается показать себя лучше, чем он есть на самом деле, оправдать свои неприглядные поступки, а те, которые нельзя оправдать, просто не упоминаются. Но так или иначе, а личность автора всё равно проступает в его воспоминаниях и внимательный читатель может найти там то, что мемуарист хотел скрыть.

Начнём с цитаты, где Хрущёв описывает, как он начал своё руководство Украиной. "Решил съездить в Горловку. Мне сказали, что в Горловке неблагополучно с секретарем райкома партии. Сказал я тогда начальнику местного НКВД: поеду туда и сам посмотрю, побеседую с человеком. Приехал. Секретарь райкома мне незнаком. "Материалы" на него есть. Мне их показали, и начальник НКВД не сомневался, что и тут недобитый враг, остаток разгромленной заговорщической организации. Его арестовали, когда я приехал в Горловку. "Оперативность" уже была очень большой. Через несколько часов появился протокол первого допроса, и тот человек уже сознался: показывает то-то и то-то; тот, кто его завербовал, вот он; и кто был с ним вместе, и пр. Тогда функционировали три секретаря райкома: первый, второй и третий. Первый показывает, что второй и третий тоже завербованы вместе с ним. "Ну, как же это так?" - спрашиваю начальника НКВД. "Да вот, знаете, так-то и так-то"; этаким христосиком прикидывается, но ставит вопрос об аресте и второго секретаря. Арестовали и его... Они оба показали на третьего секретаря Гаевого. Посмотрел я его биографию: местный рабочий, все его тут знают. Говорю: "Давайте соберем райком". Созвали заседание райкома партии. В состав райкома входили люди довольно почтенного возраста. Я сказал: "Товарищи, первый и второй секретари (начальник НКВД может доложить более подробно) оказались связанными с врагами народа"... И тогда эти члены райкома, старики, стали выступать так: "Товарищ Хрущев, тех (первого и второго секретарей райкома) мы не знаем, они люди приезжие, были присланы к нам, но Гаевой вырос в нашем поселке. Мы его знали еще тогда, когда он без штанов бегал; и родителей его знаем. Это наш человек, и мы за него ручаемся". Говорю: "Хорошо. Раз вы ручаетесь, то начальник НКВД, находящийся здесь, еще раз проверит, и Гаевого никто не тронет, но под ваше поручительство". Гаевой остался на свободе".

Несмотря на то, что Хрущёв, как и все подобные мемуаристы перекладывает вину на органы, в данном случае НКВД, из его же воспоминаний видно, что последнее слово было за ним. "Гаевого никто не тронет". Сам же сказал. И действительно - не тронули. А.И.Гаевой вскоре стал крупным партийным работником, руководил рядом областей Украины, а позже стал секретарём ЦК КПУ. В этом эпизоде Хрущёв, решив похвастаться тем, что сохранил жизнь Гаевому, так увлёкся своим хвастовством, что проболтался о том, что двоих других руководителей Горловки - первого и второго секретаря, он фактически уничтожил. Не даром сказано о первом секретаре - "его арестовали, когда я приехал в Горловку". Если заменить слова "когда я приехал", на слова "из-за того, что я приехал" - откроется истинная картина. Более того, Хрущёв проболтался, что партийное начальство руководило и НКВД - на это показывает его хитрая фраза "начальник НКВД, находящийся здесь, еще раз проверит, и Гаевого никто не тронет". То есть он как бы и проверит, но решение, что Гаевого никто не тронет уже принято, независимо от результатов проверки.
По сути, здесь рассказано об избиении кадров на местах, которое производили такие вот желающие выслужиться, не в меру ретивые, хрущёвы. Они тогда буквально "зачищали" территории для того, чтобы расставить там своих собственных выдвиженцев. Что касается Сталина, то, несомненно, первый руководитель всегда отвечает за то, что делается в стране. Но, задумаемся, нужно ли было Сталину уничтожение честных и знающих работников? Конечно, нет.

Заглянем ещё раз в мемуары Хрущёва. На этот раз речь идёт о событиях 1937 года, когда он был руководителем города Москвы и Московской области. Вот выдержка из воспоминаний Никиты Сергеевича. "Сталин тогда выдвинул идею, что секретари обкомов партии должны ходить в тюрьмы и проверять правильность действий чекистских органов. Поэтому я тоже ходил... Тут я встретил Трейваса. Трейвас... говорит мне: "Товарищ Хрущев, разве я такой сякой?". Я тут же обратился к Реденсу, а он отвечает: "Товарищ Хрущев, они все так. Они все отрицают. Они просто врут". Тогда я понял, что наше положение секретарей обкомов очень тяжелое: фактические материалы следствия находятся в руках чекистов, которые и формируют мнение: они допрашивают, пишут протоколы дознания, а мы являемся, собственно говоря, как бы "жертвами" этих чекистских органов и сами начинаем смотреть их глазами...".
Не удержусь, чтобы не процитировать свой комментарий, оставленный несколько лет назад на полях книги воспоминаний Хрущёва, которой я пользуюсь, работая над этой статьёй. "Просто ты, бездушный карьерист, покрывал репрессии и не выполнил поручение Сталина!". Это сказано в адрес автора. Может сказано слишком эмоционально, но надо знать подоплёку - Хрущёв описывает, как он встретил в тюрьме своего бывшего сослуживца Б.Е.Трейваса, которого он хвалит несколькими строчками выше, в невиновности которого он уверен и тут же упоминает, что и пальцем не пошевелил, чтобы спасти своего бывшего товарища, несмотря на прямое указание Сталина сделать это! Каким же недостойным человеком надо быть, чтобы так поступить и ещё бахвалиться этим в мемуарах!
На той же странице Хрущёв рассказывает, как не помог "очень активной и умной женщине", своей бывшей сослуживице Бетти Глан, которую называет одной из создательниц Центрального парка культуры и отдыха в Москве, не помог несмотря на её мольбы о помощи, несмотря на все заявления о её невиновности, несмотря на прямое указание Сталина! Эпизод с Б.Н.Глан я снял, заменив троеточием, чтобы не удлинять статью. Желающих узнать об этом случае подробнее, отсылаю к первой книге Н.С.Хрущёва "Воспоминания".
Тут же Никита Сергеевич жалеет человека, который устраивал ему тюремные экскурсии, начальника московского управления НКВД С.Ф.Реденса. Реденс был арестован и расстрелян, когда власти разобрались, в том, что именно такие вот реденсы и ежёвы виноваты в гибели невиновных людей. А ведь сам Хрущёв виноват не меньше, а гораздо больше Реденса, ибо пост имел гораздо выше, имел куда больше возможностей. Кстати, Бетти Глан всё же была освобождена. Так что среди советских руководителей того времени, к счастью, было немало и порядочных людей, а не только бездушные карьеристы типа Хрущёва. Добавим, что вместе с С.Ф.Реденсом и прокурором московской области К.И.Масловым, Н.С.Хрущёв входил в состав так называемой тройки НКВД и выносил расстрельные приговоры.


Когда надо было сохранить кадры, нужные на том или ином посту у руководителей того времени были все возможности для этого, причём безо всякого вмешательства со стороны Сталина. Вот как Хрущёв описывает, события разыгравшиеся вокруг второго секретаря Киевского обкома партии Т.К.Черепина на которого со стороны НКВД поступили показания, что тот заговорщик.
"Позвонил я Маленкову: "Товарищ Маленков, дают показания на Черепина, а я не верю, этого не может быть". "Ну, что же, не веришь, так пусть и работает". Тогда это была большая поддержка со стороны ЦК в лице Маленкова: он "сидел на кадрах". Прошло день-два, и он звонит мне: "Знаешь, а все-таки, может быть, лучше всего передвинуть этого Черепина куда-нибудь? Кто его знает? Все может быть... Возможно, он действительно был завербован?". Ну что же делать? Пришлось его передвинуть. Я выдвинул его заместителем наркома сельского хозяйства по животноводству, и он работал хорошо, честно, преданно. Прошло еще какое-то время. Понадобился нам секретарь нового обкома партии. Я предложил сделать на Украине больше областей, но чтобы по объему они стали меньше - для лучшего охвата дел при руководстве. Выделили Сумскую область. Я позвонил Маленкову: "Все-таки сомневаюсь, что мы правильно поступили с Черепиным, он честный человек. Предлагаю Черепина выдвинуть секретарем обкома партии Сумской области". Маленков согласился...".
Зная, что именно Хрущёв позже организовал свержение Маленкова, обвинял его в репрессиях, можно не сомневаться в том, что Никита Сергеевич не будет обелять, своего предшественника на посту руководителя СССР, Г.М.Маленкова в своих воспоминаниях. Но в вышеприведённой цитате примечателен тот факт, что советские руководители тех времён порой сами не знали враг ли перед ними или нет. Отсюда и колебания Маленкова.

Мало того, это же верно и в отношении Сталина. В мемуарах Хрущёв прямо говорит, что он собирается вспоминать о негативном в жизни страны, ибо о позитивном в СССР и без него много пишут. Поэтому Никита Сергеевич всячески очерняет И.В.Сталина, но когда приводит конкретные факты, а не голословные обвинения, то становится ясным, что всё было далеко не так, как утверждают обличители Иосифа Виссарионовича. Предоставим слово Хрущёву. "...попросился ко мне на прием неизвестный человек... Он представился, рассказал, что был арестован, сидел в тюрьме, только вышел из нее, пришел прямо ко мне и хочет сообщить, что его били и истязали, вымогая показания, что Коротченко - агент румынского королевского двора... Об этом посещении я сообщил запиской Сталину, он возмутился. А когда меня вызвали в Москву по какому-то вопросу, то и об этом тоже состоялся обмен мнениями. Сразу же был послан следователь по особо важным делам... разобраться в сути события. Оказалось, что замешаны в этом деле были три или пять человек. Они-то и состряпали такое обвинение против Коротченко. Кончилось тем, что их арестовали и расстреляли". Сейчас, когда смотришь телепередачи о том, сколько в милиции работает "оборотней в погонах", о том, как они истязают и обирают ни в чём ни повинных людей, чтобы вскоре после увольнения стать владельцами фирм и больших денежных вкладов, понимаешь, сколь прав был Сталин, когда подобных негодяев расстреливал. Так им и надо. Но воспоминания Хрущёва говорят и о другом, о том, что Сталин сам не знал, о несправедливых репрессиях, а когда узнавал, то немедленно принимал меры по наказанию виновных, причём не рубил с плеча, а сначала поручал во всём разобраться и уж потом принимал решение. Кстати, вышеприведённый эпизод говорит и о том, что задержанных нередко отпускали, уверяясь в их невиновности, я имею ввиду человека, который пришёл на приём к Хрущёву, тогдашнему руководителю Украины.
В другом месте Хрущёв рассказывает, как Сталин дал ему для ознакомления некий документ обвиняющий руководителей Москвы в заговоре и Никита Сергеевич, мол сумел доказать, что обвинение не заслуживает внимания. Этот случай показывает, что Сталин постоянно получал массу таких доносов, которые писали тогдашние "вожди" друг на друга. Понятно, что Сталин, как и любой другой человек мог быть введён в заблуждение подобными "документами", но с другой стороны он пытался хотя бы их проверять и по возможности сохранять кадры от необоснованных репрессий. Получалось не всегда. И не в последнюю очередь благодаря таким деятелям, как Хрущёв.

А вот эпизод связанный с заговором военных. Сейчас появляется немало данных о том, что заговор действительно был. И не только военных. Л.Д.Троцкий, в своих книгах, прямо писал о том, как руководил из-за границы своими сторонниками, работающими на свержение тогдашнего руководства страны. А левая и правая оппозиция, проиграв в 1920-х годах открытую борьбу, перешла к более опасной, подпольной борьбе, сплотившись в 1932 году в единый центр. Оппозиция перешла к тактике индивидуального террора и готовила государственный переворот. Власти ответили на это тем, что сейчас принято называть репрессиями 1937 года. Во многом ответ был адекватным, были выявлены настоящие заговорщики. К сожалению, благодаря действиям не в меру ретивых карьеристов типа Н.С.Хрущёва и Н.И.Ежова, наряду с виновными пострадали и невинные люди. Предоставим слово Хрущёву. "Насколько у меня отложилось в памяти, якобы когда казнили Тухачевского и других славных командиров Красной Армии, то допрашивали и Апанасенко. На него тоже пало какое-то подозрение. Тимошенко говорил, что с Апанасенко беседовал Сталин и что Апанасенко сознался, будто состоял в какой-то заговорщической группе. Сталин взял с него честное слово, простил, послал в Среднюю Азию. Там он занимал крупный командный пост. Потом стал командующим войсками на Дальнем Востоке". Из этих слов следует, что заговор не только был, но Сталин находил возможным прощать под честное слово отдельных его участников, сознавшихся в этом заговоре, и даже выдвигать их на руководящие посты. Учтите, что пишет это Хрущёв, явный недоброжелатель Сталина.
А вот ещё подобный эпизод. Речь в нём идёт об А.П.Завенягине, крупном хозяйственном руководителе. "Он трудился на многих постах. Потом Орджоникидзе выдвинул его своим заместителем по черной металлургии. И вдруг Завенягин исчез. Я обеспокоился, где же Авраамий? Ни слуху ни духу. Но через какое-то время опять всплывает Завенягин. Позднее он стал заместителем Председателя Совета Министров СССР... Где же пропадал в свое время Завенягин? Оказывается, отбывал ссылку. Мне потом рассказывали, что Сталин его вызвал и выразил ему свое недоверие: "Вот, Завенягин, на тебя есть показания". И куда-то сослал его за тридевять земель. Там он трудился и отличился. Честный был человек, с умением мог использовать свои знания и энергию. Потом, правда, Сталин вернул его, и он опять стал работать в Москве". Тут надо бы уточнить куда же сослал Сталин, подозреваемого в заговоре Завенягина. Оказывается в Норильск, где Завенягин являлся... начальником строительства и директором горно-металлургического комбината.


Вот ещё одно свидетельство Хрущёва о том, что Сталин сам верил в виновность подозреваемых, то есть, что репрессии не были актом какой-то необъяснимой злобы, как об этом писали в перестройку. Речь идёт о брате первой жены Иосифа Виссарионовича Алексее Сванидзе. "Следствие кончилось тем, что его осудили на расстрел. Сталин все-таки колебался. Ему было трудно признать, что Алеша Сванидзе дружил с ним столько лет - и вдруг враг Сталина, враг партии, враг народа? Сталин потом часто возвращался к этой теме: как же так, Алеша - и вдруг шпион? (Его представили, кажется, английским шпионом). Как заблагорассудится Берии, такая и создавалась версия. У Сталина появились обоснованные сомнения. Он спрашивал Берию: "В представленных мне материалах пишут, да и Алеша сам признался, что был шпионом и должен был меня отравить. Так он же мог сделать это совершенно спокойно. Много раз ему это было доступно, он у меня не раз ночевал. Так почему же он не сделал этого? Может быть, он все же не шпион?". Берия давал такое объяснение: "Товарищ Сталин, шпионы бывают разные, с разными заданиями. Бывают такие шпионы, которые много лет не проявляют себя, втираются в доверие и живут около людей, которых нужно будет уничтожить в определенное время. Алеша Сванидзе - как раз такой агент, который должен не проявлять себя, а, наоборот, держаться тихо. Когда он получит сигнал, тогда и осуществит задуманное". Конечно, в принципе такие агенты имеются, потому что тактика разведки многообразна. Разведка пользуется всеми доступными методами, чтобы навредить своему противнику. Но к Сванидзе этот шаблон явно не подходил; Сталин в конце концов согласился на казнь Алеши. И все-таки у него, видимо, оставались какие-то сомнения. Он говорил Берии: "Вы скажите от моего имени, что если он покается и все расскажет, то ему будет сохранена жизнь"...".

Между прочим, такие шпионы действительно бывают, что признаёт и сам Хрущёв. А что касается Грузии (Сванидзе - грузин), то во время гражданской войны там было меньшевистское антисоветское правительство. Поэтому очень много врагов советской власти из числа грузин оказалось в эмиграции. Через них вражеские разведки формировали агентуру внутри страны, подбираясь к высокопоставленным знакомым и родственникам эмигрантов. Я не говорю о том, что Сванидзе был именно таким агентом, хотя вполне мог. Так или иначе, Сталин поверил обвинительным документам. Кстати, сам Хрущёв тоже обвинил грузина Берию в том, что тот английский шпион... Что же касается Берии, то даже его недоброжелатели отмечают, что Лаврентий Павлович, был грамотным чекистом, в отличие, скажем от своего предшественника Ежова. Берия начинал с самых низов, работая в органах разведки и контрразведки, он досконально знал работу шпионов.
Надо добавить, что судя по некоторым данным СССР во времена Берии имел затаившегося агента в окружении Адольфа Гитлера. По крайней мере, в мемуарах разведчиков есть данные о том, что к концу войны у Сталина имелась возможность устранить Гитлера, но он отказался от этого в самый последний момент, опасаясь, что преемник Гитлера сможет заключить мир с Англией и США. В результате чего, СССР останется один на один с Германией и её союзниками. Возможно, подобные советские агенты были и в других странах. То есть, если Сталин сам имел подобных затаившихся агентов, которых можно назвать агентами одного, но важнейшего задания, то почему бы Иосифу Виссарионовичу не поверить, что такие агенты были и в его окружении? Может, кстати, и вправду были.

Меня всегда смущал тот факт, что смерть Сталина наступила сразу же после начала так называемого "дела врачей". 13 января 1953 о "деле врачей" сообщила "Правда", а уже 5 марта 1953 года Сталин умер. И уже 3 апреля, того же года Президиум ЦК КПСС с подачи Берии принял решение об освобождении и полной реабилитации арестованных врачей. При этом многие другие дела в то время не только не были пересмотрены, о них даже не упоминалось. Конечно, в жизни бывают разные случайные совпадения. Может смерть Сталина и вправду случайно совпала с началом "дела врачей", но опыт показывает, что такие совпадения бывают крайне редко. Например. Так же, как смерь Сталина, смерть Петра Первого произошла сразу же после того, как он начал расследовать злоупотребления своего ближайшего окружения. И сейчас появляются более менее обоснованные гипотезы о том, что именно "ближайшее окружение" и ускорило смерть царя. Возможно, в будущем найдётся причинно-следственная цепочка между смертью Сталина и "делом врачей". Уж кто-кто - а врачи имеют огромное влияние на жизнь и смерть человека. Особенно когда речь идёт об их собственной жизни и смерти.

Между прочим, если верить воспоминаниям Хрущёва, Сталин знал, что и на него самого чекисты собирают компромат. Если уж органы готовили компромат на Сталина, то что говорить об остальных. Когда стало ясно, что арестам подвергаются не только враги, но и невиновные, власти приняли меры по устранению этого безобразия. Жаль, что поздно, но всё же приняли.
Слово Хрущёву. "Сталин пригласил меня на ужин в Кремль, на свою квартиру... По-моему, там был Молотов и еще кто-то. Как только мы вошли и сели за стол, Сталин сказал, что решено арестовать Ежова, этого опасного человека, и это должны сделать как раз сейчас. Он явно нервничал, что случалось со Сталиным редко... Прошло какое-то время, позвонил телефон, Сталин подошел к телефону, поговорил и сказал, что звонил Берия: все в порядке, Ежова арестовали, сейчас начнут допрос... Считалось, что у нас есть внутренние враги, а начало их разоблачению было положено при аресте видных военных в 1937 году. Они сознались. Говорили, что командующий войсками Московского военного округа, когда его вывели на расстрел и спросили, кому же он служил, - заявил, что служил немецкой армии и германскому государству, демонстративно сделал такое заявление перед смертью".
Вот ещё цитата, о реакции властей на необоснованные репрессии. "Потом появился документ, по-моему, письмо ЦК ВКП(б) парторганизациям СССР. В том письме описывалась борьба с врагами народа, излагались факты извращения этой борьбы; говорилось, что враги народа залезли в чекистские органы и много уничтожили преданных кадров... И вот состоялся Пленум ЦК партии. На нем обсуждались провокационные методы работы НКВД и была принята соответствующая резолюция: прекратить!".

А вот как сам Хрущёв совершал недостойные поступки, выполняя поручения того же Ежова. Он вспоминает, как Ежов поручил ему сделать так, чтобы на партийной конференции не проголосовали за кандидатуру одного уважаемого комиссара военной академии. Цитата.
"У меня были с Ежовым хорошие отношения. Я позвонил ему. Он говорит: "Сделай все, чтобы не отводить этого комиссара прямо, а "проводить" его, потому что мы его арестуем... Отвечаю: "Что же я могу сделать? Утверждены списки для голосования, осталось только раздать бюллетени и проголосовать. Это уже от меня не зависит". Ежов: "Надо сделать так, чтобы его не выбрали". "Ну, хорошо, - отвечаю, - подумаю и сделаю". Только закончился этот разговор, звонит Маленков. Он был тогда заместителем Ежова... говорит: "Надо все сделать так, чтобы провалить Ярославского, только аккуратно". Отвечаю: "Как же это можно? Ярославский - старый большевик, уважаемый всей партией человек"... "Мы уже обсудили кандидатуру Ярославского, и против не было подано ни одного голоса". - "Тем не менее сделай". Тогда я собрал секретарей партийных комитетов и рассказал им, что имеются указания относительно комиссара и Ярославского и надо все сделать, но осторожно, чтобы их вычеркнули бы при голосовании".
Эта цитата, показывает, не только каким недостойным человеком был Хрущёв, но и путь которым он шёл к власти, выслуживаясь перед начальством, предавая всех и вся, шагая, буквально через трупы.

В другом эпизоде Никита Сергеевич рассказывает, как получил по телефону приказ арестовать наркома внутренних дел Украины Успенского, а ему послышалось, что речь идёт об Усенко, руководителе украинского комсомола и он с готовностью сказал, что будет арестовывать. А когда понял, что ослышался, сразу же изъявил готовность арестовать не первого секретаря ЦК ЛКСМУ, а наркома, показав этим, что ему всё равно кого и за что арестовывать. И это то, что проскальзывает даже в мемуарах! Когда мемуарист хочет показать себя гораздо лучше, чем он есть. Представляете, каким был Никита Хрущёв в реальной жизни, если даже приукрашенные мемуары не могут скрыть его бездушную и коварную натуру! И если говорить о вине Сталина, перед народом, то она главным образом в том, что не всех таких хрущёвых он удалил от власти.


Но, с другой стороны, такие люди умеют искусно притворяться. Хрущёв пишет: "Сталин, как мне казалось, хорошо ко мне относился и доверял мне. Хотя он часто критиковал меня, но зато и поддерживал, и я это ценил". Ценил то, может и ценил, но после смерти Сталина, когда стало выгодным свалить на него свою вину за репрессии, Никита Сергеевич сразу же предал Иосифа Виссарионовича. А ведь почти всеми своими достижениями в карьере он обязан именно Сталину. Правда, не только Сталину. Л.М.Каганович долгое время был покровителем Хрущёва. Но когда стало выгодно, Никита Сергеевич предал и его. Также он пишет о своей дружбе с Маленковым, приемником Сталина - и этого человека предал Никита Сергеевич.

А как нечестно поступил Хрущёв с маршалом Г.К.Жуковым, который буквально спас его от смещения. Читая протокол октябрьского 1957 года пленума ЦК КПСС о деле Жукова, понимаешь, что у того были недостатки в работе. Может быть за них и стоило перевести заслуженного маршала на другую должность, как это сделал в своё время Сталин, может, стоило даже и отправить в отставку. Поражает не сам факт снятия Жукова, а то, как подло, исподтишка сделал это Хрущёв. Как он отправил ничего не подозревающего маршала, своего близкого товарища, в командировку в Югославию, а сам готовил его свержение.

Судя по мемуарам, лучшим другом Хрущёва был Берия, и отдыхали они вместе, и на пленумах сидели рядом и в гости друг к другу ездили. И что же Хрущёв сделал со своим лучшим другом? Конечно же, предал. Сценка ареста Л.П.Берии очень психологично описана самим Хрущёвым. "Я, как условились заранее, попросил слова у председательствующего Маленкова и предложил обсудить вопрос о Берии. Берия сидел справа от меня. Он встрепенулся, взял меня за руку, посмотрел на меня и говорит: "Что это ты, Никита?"...". Особенно красноречивы слова "взял меня за руку, посмотрел на меня". Не ожидал видать, Лаврентий Павлович такого от Хрущёва и понял, видать в последние секунды пребывания у власти, что близкий друг Никита, обрекает его на смерть. В чём, в чём, а в подлости Никита Сергеевич превзошёл самого Берию и не только его.

Берия, Хрущев и Сталин.

Я не собираюсь оправдывать Берию, если виноват - должен понести наказание. Но сейчас очевидно, что не было никакого заговора Берии, не собирался он арестовывать руководство страны, нет для этого никаких доказательств. Наоборот, был заговор Хрущёва против Берии, которого арестовали именно за подготовку заговора, которого не было, то есть арестовали незаконно. Другие обвинения добавились потом. Среди них есть и абсурдные, есть и вполне правдоподобные... В задачу этой работы не всходит разбор дела Берии, так, что согласимся с тем, что наказан он был справедливо. Но вот вину с ним, за те же необоснованные репрессии, должен был разделить и Хрущёв. Для этого имеется достаточно доказательств, часть из них, как видим, просочились даже в мемуары нашего героя. Поэтому, исходя из вышесказанного, надо считать, что одной из причин, устранения Берии было то, что он имел достаточно доказательств участия Хрущёва в необоснованных репрессиях.
Более того, Берия первый начал политику реабилитации репрессированных. Как министр внутренних дел он имел все возможности для того, чтобы вышли на волю люди, репрессированные Хрущёвым, чтобы заговорили родственники обречённых Хрущёвым на смерть. Вот этого то и опасался Никита. Справедливости ради, надо сказать, что Берия сам виноват в своём свержении - после смерти Сталина стал проявлять неистовую активность в реформировании. Причём именно в том направлении, которым позже пошёл М.С.Горбачёв: департизация, усиление национальных кадров в республиках, что неизбежно бы закончилось сепаратизмом, сдача ГДР в пользу ФРГ, все эти идеи Берии были реализованы Горбачёвым. А не проявлял бы Лаврентий Павлович такой активности, взял бы себе после смерти Сталина не пост министра внутренних дел, а скажем министра среднего машиностроения или атомной промышленности, никто не стал бы устраивать против него заговоры...

Надо сказать, что косвенным свидетельством уничтожения документов подтверждающих участие Хрущёва в репрессиях является то, что главное обвинение своих политических противников - В.М.Молотова, Г.М.Маленкова и Л.М.Кагановича в репрессиях он придержал аж до двадцать второго съезда КПСС, после которого они были исключены из партии. То есть до 1961 года, через 4 года после их свержения с властного Олимпа, когда они уже никакой опасности для Хрущёва не представляли. Тогда же прошёл второй этап десталинизации, начатый двадцатым съездом партии.
Хотя в мемуарах Хрущёв осторожно намекает, что в делах о репрессиях среди других могут найти и его подпись, мол, на заседаниях Политбюро он вкруговую, вместе с другими членами, подписывал бумаги. Видать столько "наподписывал", что, даже пребывая у власти, не смог всего уничтожить.

Чтобы дополнить политический портрет Хрущёва, надо сказать, что он был довольно тонким психологом. Это видно из его мемуаров. Когда он описывает, как по очереди разговаривал с членами Президиума ЦК, добиваясь их согласия на арест Берии, он осёкся на К.Е.Ворошилове. Тот, хотя и был против Берии, но думал, что Хрущёв, как друг Лаврентия Павловича, за него. И стал хвалить Берию при Хрущёве. Хрущёв сказал, что тот преувеличивает качества Берии, а дальше в мемуарах Никиты Сергеевича идёт такой пассаж. "Но я уже не мог говорить с ним о Берии так, как было задумано. Моя-то оценка была совершенно противоположной, и я бы своим мнением поставил Ворошилова в неловкое положение. Он мог не согласиться со мной просто из самолюбия...". Эта цитата, показывает, что Хрущёв очень тонко понимал людей, умел играть на их чувствах, неудивительно, что он сумел втереться в доверие к Кагановичу, Сталину, Берии и ко многим другим людям, которых потом предал.

Здесь же придётся опровергнуть расхожую мысль о необразованности Хрущёва. Он не был необразованным, но сознательно разыгрывал из себя недалёкого простачка, этакого рубаху-парня, простого работягу, искреннего, а потому ни для кого не опасного. За маской простачка скрывался расчётливый и коварный человек. Именно эта маска, наряду, конечно с другими качествами, позволила Хрущёву сделать головокружительную карьеру и стать во главе огромной страны. Тем более в СССР тогда был культ рабочего человека, Никита Сергеевич и пытался казаться рабочим. Уверен - живи такой человек в стране с культом аристократии, он быстро бы усвоил её манеры и вёл бы себя, как самый утончённый лорд.
Несмотря на критическое отношение к Хрущёву, должен сказать, исходя из его мемуаров, что он относительно неглупый человек, неплохо разбирающийся во многих вопросах. Что касается формального образования, то Хрущёв имел практически неполное высшее. Для того времени это было очень много.
Да. Трудовую деятельность Никита Сергеевич начинал пастухом и слесарем. Но затем окончил рабфак. Современный читатель за этим позабытым термином представит, скорее всего, какую-нибудь забитую церковно-приходскую школу. На самом деле рабочие факультеты являлись общеобразовательными заведениями при ВУЗах. Их задачей была подготовка молодежи, не имеющей среднего образования для поступления в ВУЗы. И в ВУЗ Хрущёв поступил, причём в один из самых лучших технических ВУЗ того времени. В Промышленную академию, которая готовила руководителей производства. Через два года обучения, Никита Сергеевич был выдвинут на пост руководителя одного из районов Москвы и академию не окончил, но образование у него всё же было лучше, чем у многих других руководителей тех лет.


Другое дело, что его образование имело сильно выраженный технический уклон, отсюда пробелы в гуманитарной сфере. Но беда Хрущёва и всей страны, оказавшейся под его властью, не в образовании. А в его вздорном характере, в его наглой порывистой самоуверенности, в его самодурстве, в его жестокости и бесчувственности по отношению к людям и животным.
Додумался до того, что бедную Лайку велел забросить в космос, когда ещё не была доработана система возврата оттуда, хотя для того, чтобы её сделать, не хватало всего нескольких месяцев. Саму идею послать в космос живое существо предложил С.П.Королёв, а Хрущёв установил такие сжатые сроки для реализации проекта, что о возврате обратно не могло быть и речи. В результате собака погибла мучительной смертью, она умерла через 5 часов после выхода на орбиту. Неужели нельзя было поместить в кабину хотя бы радиоуправляемый заряд, чтоб смерть наступило мгновенно и без мучений? Таким образом, триумф советской космонавтики - первый полёт в космос живого существа сплетается в сознании многих людей с образом невинно убиенной собаки. Особенно в наш век, когда резко усилились позиции защитников животных. Понятно, что учёные порой вынуждены обрекать собак на гибель ради пользы науки. Но в случае с Лайкой важен был не только сам факт её выхода в космос, но и резонанс в мире. Полети она чуть позже, мы всё равно были бы первой страной, которая вывела в космос живое существо, но отношение к полёту было бы другим. И фотографии возвратившейся Лайки создали бы Советскому Союзу куда более позитивный имидж, чем сообщение о её гибели, что подтвердило триумфальное возвращение из космоса приемников Лайки - Белки и Стрелки.


Хотя не только в случае с Лайкой Хрущёв ухудшал имидж страны. Его вульгарное поведение, не раз заставляло краснеть дипломатов за своего руководителя. А один раз он своим безрассудством чуть не поставил планету на грань катастрофы. Внутри страны он вёл себя не лучше чем на международной арене: разгонял институты, делил обкомы, выращивал кукурузу там, где она не даёт урожая. Недаром зарвавшегося руководителя вскоре сняли. И хотя во времена перестройки снятие Хрущёва подавалось, как заговор сталинистов, на самом деле снят он был вполне законно, получил огромную пенсию, дачу, автомобиль с шофёром. Его даже из ЦК не выгнали, он оставался членом ЦК КПСС ещё полтора года после отставки в 1964 году, аж до 1966 года, до очередного съезда партии. А вот со своими политическими противниками - с Молотовым, Маленковым и Кагановичем, он поступил куда хуже - не только из ЦК, из партии их выгнал.


Закончим эту статью, тем, чем начали - темой мемуаров. Согласен, что власти в чём-то ущемили Никиту Сергеевича, не напечатав его воспоминания, но сам он разве не так делал? В своих мемуарах он пишет, что не дал хода воспоминаниям адмирала Н.Г.Кузнецова, а о Г.К.Жукове вообще практически не упоминали до конца правления Хрущёва, а если и упоминали, то лишь в негативных тонах.

О Никите Хрущёве с подачи либеральной интеллигенции принято говорить, как о противоречивом человеке, в котором странным образом переплелось добро и зло - белое и чёрное. Даже памятник на его могиле сделали чёрно-белым. Но если присмотреться внимательнее, то такую точку зрения вряд ли можно назвать справедливой. Даже реабилитацию осуждённых при Сталине, которую называют главной политической заслугой Хрущёва, провели бы и без него. Тот же Берия проявил в этом деле не меньшее рвение, чем Хрущёв. Таковы были тогда настроения в высшем эшелоне власти. Высшие руководители не хотели, чтобы их сажали в тюрьмы. Ведь в 1937 репрессии затронули, прежде всего, руководящий слой общества. Да и позже Сталин не особенно церемонился с большими начальниками. Для него не существовало рангов. И генерала за ту или иную провинность наказывали так же строго, как и солдата. Понятно, что руководство, сознательно ли, подсознательно, хотело обеспечить себе безопасность. Поэтому после смерти Сталина в высших эшелонах власти сразу же появилась идея реабилитации политических заключённых, тем более, что при Сталине сидели и родственники высших руководителей государства, включая и самого Сталина.
Начальство, избавившись от опеки вождя, сразу же занялось освобождением своих родственников и знакомых. Так, что никакой особой заслуги Н.С.Хрущёва в реабилитации политзаключённых нет. То же можно сказать и о других, так называемых, заслугах Никиты Сергеевича. Зато негативы его правления носили чисто субъективный характер, определялись личн

Текущая страница: 1 (всего у книги 92 страниц) [доступный отрывок для чтения: 60 страниц]

Никита Сергеевич Хрущев
Воспоминания. Время. Люди. Власть. Книга 1

© Хрущев Н.С., наследники, 2016

© Хрущев С.Н., иллюстрации, 2016

© ООО «Издательство «Вече», 2016

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2016

Предисловие редактора к первому изданию 1999 года

Завершилась почти тридцатилетняя работа по подготовке издания полного текста воспоминаний моего отца Никиты Сергеевича Хрущева. Когда он начинал диктовать их, то не раз повторял: «Они этого не допустят, я их знаю…» Отец, конечно, имел в виду тогдашних правителей страны: Брежнева, Суслова, Подгорного и других. Действительно, в июле 1970 года рукописи и магнитофонные ленты изъял КГБ. Работа остановилась. Но одновременно этот шаг власти дал толчок к публикации воспоминаний на Западе, в США. Там уже хранилась «резервная» копия воспоминаний.

В 1970 году вышел первый том «Хрущев вспоминает», а в 1974 году – «Хрущев вспоминает. Последнее завещание». Книги произвели большое впечатление на читателя. Советский лидер откровенно делился своими взглядами на мир, обсуждал пути его переустройства, рассказывал, как делалась политика во времена Сталина и в период реформ 1953–1964 годов. Двухтомник переведен с английского на 15 языков и был издан практически во всех цивилизованных странах. Кроме Советского Союза…

От всех предыдущих изданий 70-х годов в США и других странах, а также журнальных публикаций начала 90-х у нас дома нынешнее издание отличается отсутствием каких бы то ни было купюр. В американских изданиях по понятным причинам редактирование происходило без участия автора, без его консультаций. И многое из надиктованного, что, по мнению американских издателей, не представляло интереса для массового западного читателя, редакторы из окончательного текста исключили. В 1990 году в США вышел третий том воспоминаний «Хрущев вспоминает. Магнитофонные ленты гласности». В него вошли отрывки, которые, по соображениям личной безопасности, не были включены в первые две книги: кое-какие секреты, касающиеся ракет, свидетельства работы супругов Розенберг на советскую разведку и другие факты, разглашение которых могло дать властям повод для «принятия мер». Не получили тогда американцы и последние три кассеты диктовок отца. По чисто техническим причинам их не удалось передать.

Публикация воспоминаний отца у нас дома стала возможной лишь в конце горбачевской перестройки. Журналы «Огонек» и «Вопросы истории» первыми стали печатать мемуары Никиты Сергеевича Хрущева. Начав публикацию воспоминаний с февраля 1990 года, журнал «Вопросы истории» завершил ее спустя пять лет. В этом поступке проявились настойчивость и мужество главного редактора журнала А.А. Искендерова. Вскоре после журнальной публикации издательство «Вагриус» выпустило однотомник воспоминаний. В него вошли отдельные главы из «Вопросов истории». В нашей стране также стала известной пиратская публикация воспоминаний на русском языке Валерия Чалидзе. Это были маленькие желтые книжечки с распечатками отрывков с хранившихся в США в Колумбийском университете магнитофонных лент. И вот теперь, благодаря «Московским новостям», преодолев нелегкий и долгий путь к читателю, выходит первое полное издание воспоминаний в 4 книгах. Страдания и переживания позади… Все пережитое отцом, перипетии создания и публикации его воспоминаний перекликаются, как ни странно, с историей мемуаров другого российского государственного деятеля, реформатора из другой эпохи, тоже председателя правительства – Сергея Юльевича Витте. Оба в своих реформах замахнулись на многое, и обоим далеко не все удалось. Оба покинули свой пост отнюдь не добровольно, но мирно. Оба оказались как бы в тени последовавших за ними куда как менее ярких политиков. Оба писали свои воспоминания приватно, при прямом противодействии властей. Даже изданы воспоминания обоих государственных деятелей были сначала за границей, а уж потом, с большим опозданием, на Родине…

Редактировать магнитофонные записи отца оказалось нелегко. При жизни Никиты Сергеевича я успел обработать около полутора тысяч страниц. По выходным дням мы обсуждали с отцом проделанную мной за неделю работу, вносили поправки и дополнения, и только после этого обретший окончательный вид текст шел в перепечатку.

Когда отец диктовал, ему порой не хватало собеседника, к которому он мог бы обратиться. С участием собеседника, как он говорил, у него появлялся больший интерес к этой работе и воспоминания становились живее. Но не всегда собеседник оставался молчаливым, особенно если это был Петр Михайлович Кримерман, большой друг нашей семьи, экономист, журналист и фотохудожник. Монолог нередко превращался в диалог. По просьбе отца я убирал все, что касалось второго голоса. Впоследствии, пересматривая исходные тексты, я пришел к заключению, что превращение диалога в монолог несколько обедняет текст. Но такова была воля автора, и мы не стали ничего менять в публикации, тем более что это было лишь эпизодически.

После смерти отца работа несказанно усложнилась. Требовалось не только сохранить стиль, но и не упустить ни одного нюанса, ненароком не исказить мысль. Мне кажется, что мы справились с задачей.

Настоящая публикация полного текста мемуаров завершает целый этап и моей собственной жизни, связанной с кропотливой расшифровкой и редактированием почти 4000 машинописных страниц, с работой первоначально по сохранению этих ценных для истории воспоминаний, а затем их публикации.

Вряд ли можно было это сделать успешно одному, без помощников. Одним из первых была Леонора Никифоровна Финогенова. Она одна распечатала все магнитофонные ленты – труд сам по себе гигантский. Если же вспомнить условия тех лет, в том числе и технические, то ее труд воистину можно назвать подвигом. Не сломили Леонору ни запугивания КГБ, ни угрозы лишить ее свободы. К счастью, до ареста дело не дошло.

У истоков этой работы стоял муж моей племянницы Юли, журналист Лев Петров. Его убежденность в чрезвычайной важности мемуаров оказала определенное влияние на решение отца в момент колебаний: «Начинать? Не начинать?» К сожалению, Лева не смог активно участвовать в дальнейшей работе. Вскоре он тяжело заболел, дни его были сочтены. И, конечно, мама, Нина Петровна, – хранитель семейного очага. Она оберегала нашу работу как могла. В самом начале, пока на нашем горизонте не появилась профессиональная машинистка Леонора Никифоровна, мама печатала сама.

Большую работу проделал редактор журнала «Вопросы истории» Анатолий Яковлевич Шевеленко. Он редактировал весь журнальный вариант воспоминаний, сверял все имена и даты, ряд фактов и т. д.

Огромное спасибо тем, кто в те годы рисковал, помогая нам уберечь воспоминания от конфискации, в первую очередь моему другу профессору Московского технического университета (МВТУ им. Баумана) Игорю Михайловичу Шумилову, сохранившему копии магнитофонных лент и распечатки. Часть пленок находилась на хранении у мужа моей покойной сестры Елены профессора Виктора Викторовича Евреинова.

И отец, и я понимали, что все наши усилия могут пойти прахом, если не переправить воспоминания в одну из западных стран. Отправка десятков магнитофонных лент и тысяч страниц рукописи по ту сторону границы – дело непростое. Браться за него самим, без помощников, нечего было и думать. Хорошо, что помощники нашлись. Не все действовали бескорыстно, но не это главное. Они оказались людьми надежными. Я не знаю всех имен. Тогда, в условиях строжайшей конспирации, любое знание таило в себе опасность. Поэтому я назову только некоторых из них. Луи Виталий Евгеньевич взялся «дирижировать» эту опасную затею. Ему это блестяще удалось. На начальной стадии помогал ему Лев Петров. Конечно, все участники этой операции были обыкновенными гражданами, вступившими в игру с профессионалами. И могли «погореть» немедленно. Но в КГБ нашлись люди, которые в силу различных причин решили помочь нам, сделали вид, что ничего не происходит. Одним из них, кажется, был и Юрий Владимирович Андропов. Скорее всего, он уберег нас от неизбежного провала.

С американской стороны судьбой рукописей занимался Джеролд Шехтер, в то время представитель журнала «Тайм» в Москве. Со своей миссией он справился превосходно, а уж как он все это проделывал, кто ему помогал, знает лишь он один. Переводил тексты на английский язык и редактировал их Строуб Тэлботт, человек прекрасной души, высокой научной порядочности. Он донес до читателя не только содержание, но и дух, образ автора, сохранив неизменную благожелательность даже в тех случаях, когда отец весьма резко отзывался о его родине, Соединенных Штатах Америки.

Мой сын, Никита Сергеевич Хрущев-младший, приложил немало сил к тому, чтобы наша общая мечта реализовалась, чтобы книга на русском языке стала реальностью. Осуществить это решили издательский дом «Московские новости» и его президент Вайнштейн А.Л. Редактирование, составление, подготовку к изданию четырехтомника взял на себя Резниченко Г.И., опытный редактор и публицист, в недалеком прошлом ответственный секретарь журнала «Новый мир». Издание включает в себя как сами воспоминания с вариантами магнитофонных записей Н.С. Хрущева, так и сопутствующие тому периоду документы и материалы, которые даются в «Приложении», а также богатый справочный аппарат. Такой подход делает мемуары Н.С. Хрущева доступными более широкому кругу читателей, не только ровесникам описываемых событий, но и тем, кто строит новую Россию. Я сердечно благодарю «Московские новости» и всех его сотрудников, прямо или косвенно причастных к этому изданию.

Сергей ХРУЩЕВ

Предисловие редактора ко второму изданию

В 2014 году исполнилось 120 лет со дня рождения Н.С. Хрущева. Он стоял у руководства Советским Союзом с 1953 по 1964 год, в непростое время становления страны в статусе сверхдержавы и одновременно реформирования политической и экономической структур государства и общества, сравнимых разве что только с реформами Александра II. После отставки Никита Сергеевич выговорился: надиктовал более 200 часов воспоминаний, очень личных и откровенных. В них он рассказывает правду об эпохе, о себе, о людях, которые творили историю, о достижениях и поражениях, радостных событиях и весьма горестных.

Четырехтомник «Воспоминаний» был издан в России «Московскими новостями» в 1999 году и давно разошелся по читателям. Сознавая ценность этого документа для нашей истории, ее понимания новым поколением россиян, и не только их одних, мы намеревались переиздать этот труд к юбилею, но не получилось. Но ничего страшного, главное, сделать дело, хоть и с запозданием.

Нынешняя публикация отличается от предыдущей, она планируется в двух, а не четырех томах, включающих полный текст мемуаров и набор уникальных фотографий из семейного архива, сопровождаемых подробными комментариями и краткими биографиями многочисленных участников событий тех лет.

Мы решили не включать в новый текст усложнявшие чтение варианты диктовок и документы, часто имевшие отношение к эпохе, а не впрямую к Н.С. Хрущеву. Оставили лишь самую малость, без которой оказалось не обойтись. Не обошлось и без добавок. Читатели найдут в приложении хронологию, отражающую публичную активность Н.С. Хрущева: встречи, поездки, совещания и, еще, библиографию публикаций самого автора и о нем, все, что удалось разыскать составителю, Ирине Леандровне Линден, заместителю директора Государственной публичной библиотеки в Санкт-Петербурге. Огромная ей за это благодарность. Нам кажется, что и хронология, и библиография окажутся полезными не только исследователям, но и просто читателям. Решили мы обойтись и без наукообразного предисловия, его место заняло изящное эссе, написанное Андреем Битовым в самолете, по пути из Берлина в Москву.

Сергей ХРУЩЕВ

Краткая биография Н.С. Хрущева

Никита Сергеевич Хрущев родился 15 апреля 1894 г. (по старому стилю – 3-го) в селе Калиновка Курской губернии в крестьянской семье. Работал там по найму пастухом, в зимние месяцы учился в начальной школе.

В 1908 г., когда Никите исполнилось 14 лет, его семья переехала в Донбасс на Успенский рудник, недалеко от Юзовки. Здесь Никита снова нанялся пасти коров, чистил котлы на шахтах. Вскоре его взяли на завод учеником слесаря. Он учился и помогал ремонтировать оборудование окрестных рудников.

В 1912 г. 18-летний Никита Хрущев участвовал в сборе денежных пожертвований на заводе в пользу семей рабочих, убитых на Ленских приисках. Известие о Ленском расстреле вызвало забастовки и в Юзовке. По требованию пристава Хрущева в числе других активистов стачки уволили с завода. Он стал работать слесарем на крупной по тому времени шахте № 31.

В 1917–1919 гг. Н.С. Хрущев был избран председателем комитета бедноты села Калиновка. Участвовал в Гражданской войне. В 1925 году он окончил рабочий факультет Донецкого индустриального института, в 1929 году учился в Промышленной академии в Москве. Затем была государственная и партийная работа:

1924–1930 гг. – на партийной работе в Донбассе, Харькове и Киеве.

1931–1932 гг. – секретарь Бауманского, Краснопресненского райкомов партии г. Москвы.

1932–1934 гг. – второй секретарь Московского городского комитета партии.

1934–1935 гг. – первый секретарь МГК и второй секретарь МК партии.

1935–1938 гг. – первый секретарь МК и МГК партии.

1938–1949 гг. – первый секретарь ЦК КП(б) Украины, Киевского обкома и горкома партии.

1944–1947 гг. – одновременно Председатель СНК (с 1946 г. Совета Министров) Украинской ССР.

1941–1945 гг. – член военных советов юго-западного направления, Юго-Западного, Сталинградского, Южного, Воронежского, 1-го Украинского фронтов, вел большую работу по организации партизанского движения на Украине.

В 1943 г. присвоено воинское звание генерал-лейтенанта.

1949–1953 гг. – секретарь ЦК ВКП(б) (КПСС), одновременно первый секретарь Московского областного комитета партии.

1953–1964 гг. – первый секретарь ЦК КПСС.

1958–1964 гг. – одновременно Председатель Совмина СССР.

1956–1964 гг. – одновременно председатель Бюро ЦК КПСС по РСФСР.

С 1964 г. – на пенсии. 14 октября 1964 г. освобожден пленумом ЦК КПСС от обязанностей первого секретаря ЦК КПСС, члена Президиума ЦК КПСС и Председателя Совмина СССР.

Депутат Верховного Совета СССР 1-6-го созывов, депутат Верховного Совета РСФСР 2-5-го созывов.

Член партии с 1918 г. С 1934 г. – член ЦК партии; в 1938–1939 гг. – кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б); 1939–1952 гг. – член Политбюро ЦК КПСС; 1952–1964 гг. – член Президиума ЦК КПСС.

Трижды Герой Социалистического Труда. Герой Советского Союза. Лауреат международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами». Награжден орденами и медалями Советского Союза.

Жена, Нина Петровна, преподаватель, умерла в 1984 г. Сын, Сергей Никитич, доктор технических наук, инженер по электронике и системам управления. Дочери Юлия, Рада, Елена. Сын Леонид погиб на войне.

Откуда идет род Хрущевых
(Историческая справка)

За основу поиска взяты «Воспоминания Н.С. Хрущева», биографические справки из второго и третьего изданий Большой советской энциклопедии и вышедшая в 1990 году книга публициста Ф. Бурлацкого «Вожди и советники», где приведены факты, относящиеся к курскому периоду жизни Н.С. Хрущева.

Во втором издании Большой советской энциклопедии (1957 год) сказано: «Хрущев Никита Сергеевич родился 17 апреля 1894 года в семье рабочего-шахтера в с. Калиновка Курской губернии». Дата рождения указана по новому стилю. В третьем издании БСЭ (1978 год) дата рождения указана уже по старому и новому стилю – 5 и 17 апреля 1894 года и сказано, что Н.С. Хрущев родился в семье шахтера. Ф. Бурлацкий в книге «Вожди и советники» называет дату рождения (по старому стилю) 4 апреля, допуская, таким образом, ошибку при пересчете с нового стиля (17 апреля) на старый. Пересчитывая даты прошлого века, прибавляют 12 дней, а с XX века – 13.

В архивном фонде «Церкви Курской губернии» удалось разыскать метрические книги Архангельской церкви за 1894 год с указанием дня и года рождения Н.С. Хрущева. Эта церковь находилась в родном селе Никиты Сергеевича – Калиновке Дмитриевского (Дмитросванского) уезда Курской губернии, и там должна была быть запись о рождении в семье Хрущевых младенца. И вот эта метрическая запись. Она гласит о том, что 3 апреля (по старому стилю, а по новому – это 15 апреля) у крестьянина села Калиновка Сергея Никаноровича сына Хрущева и законной жены его Аксиньи дочери Ивановой родился сын. В тот же день был крещен и наречен Никитой. Его крестными родителями стали «того же села крестьяне Стефан Николаев сын Зуев и Варвара Васильева дочь Худякова».

Таким образом, архивные документы свидетельствуют: Никита Сергеевич Хрущев родился не в семье шахтера, а в семье крестьянина и не 4 или 5 апреля, как указывают официальные издания, а 3 (по новому стилю – 15) апреля 1894 года.

Выявив эту первую метрическую запись, решено было проследить генеалогию крестьянского рода Хрущевых.

Основным источником при поиске этих сведений стали хранящиеся в архивном фонде Курской казенной палаты ревизские сказки – документы переписи населения дореволюционной России. Использовались и частично сохранившиеся за несколько лет документы уже упоминавшейся Архангельской церкви. Сложность заключалась в том, что последняя, 10-я ревизия проводилась в 1858 году, а это означает, что в лучшем случае можно было рассчитывать на выявление сведений, имевших отношение к деду Н.С. Хрущева. В исповедной ведомости Архангельской церкви за 1866 год была найдена запись лишь об одной семье Хрущевых, глава которой – Сергей Федорович Хрущов (так в тексте) – 70 лет; его жена Ульяна Ермолаева – 54 лет; их дети Иван, Николай, Мария и 14-летний Никанор. Следовательно, Никанор – это дед Никиты Сергеевича. Можно считать это достоверным, так как отца Н.С. Хрущева звали Сергей Никанорович.

Следующий шаг – в глубь времен. В ревизских сказках за 1858 год (10-я ревизия) среди крестьян села Калиновка (крепостные помещицы тайной советницы Елизаветы Федоровны Левшиной) сведения есть также лишь об одной семье Хрущевых, глава которой Андрей Фомич Хрущев умер в 1851 году в возрасте 72 лет. Детей, по-видимому, у него не было, но упомянут племянник – Сергей Федорович, жена племянника – Ульяна Ермолаева и их дети – Иван, Николай, Мария и Никифор. Значит, в ревизской сказке и в исповедной ведомости речь идет об одной и той же семье. Есть, однако, одно расхождение: значащийся в исповедной ведомости 14-летний Никанор в ревизской сказке записан как Никифор. Это явная описка. Нет сомнений, что речь идет об одной и той же семье.

В ревизских сказках 9-й ревизии (1850 год), а затем и 8-й (1834 год) выяснились два интересных момента. Первый: оказывается, семья Андрея Фомича Хрущева была перевезена в Калиновку в 1834 году из соседнего села Хомутовка того же Дмитриевского уезда, очевидно, по распоряжению помещицы. И второй: Сергей Федорович и Федор Фомич Хрущевы, по переписи 1834 года, «показаны в бегах» с 1816 года. Правда, затем отдельно в ревизской сказке о «лицах, явившихся из бегов» указан Федор Фомич Хрущев – 53 лет. О сыне же его Сергее не упоминается. Видимо, он вернулся в родное село позже 1834 года.

Сведения о Федоре Фомиче и Сергее Федоровиче Хрущевых прослеживаются до 1811 года включительно, когда проходила 6-я ревизия.

В Калиновке Хрущевы прожили до 1908 года.

Как и во многих селах России, в Калиновке, как уже говорилось, была церковь, построенная еще в 1760 году. К числу местных достопримечательностей можно было отнести и помещичий дом. О нем вспоминал впоследствии Никита Сергеевич как о единственно уцелевшем строении – «дворце» – из всего разрушенного во время революции, «разобранного по кирпичам помещичьего хозяйства».

В 1906 году в Калиновке была открыта земская школа, здесь учился маленький подпасок Хрущев. Никита Сергеевич вспоминает Калиновскую школу и своих одноклассников Алюскина и Слободчикова. А в своих выступлениях не раз упоминал свою первую учительницу Лидию Михайловну Шевченко, есть даже кадры кинохроники 50-х годов – Лидия Михайловна и Н.С. Хрущев на студенческой новогодней елке в Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца.

На курской земле побывал Никита Сергеевич в 1919 году. Он воевал в рядах Красной Армии в составе частей 9-й стрелковой дивизии и в родную Калиновку приехал навестить жену и детей, которые жили у его родителей. Свидание оказалось трагическим – молодую свою жену Евфросинью он увидел в гробу, она умерла от тифа.

В 1943 году, накануне Курской битвы, член Военного совета Воронежского фронта Н.С. Хрущев своими глазами видел разоренную войной, испепеленную курскую землю. Послевоенные посещения Хрущевым Курского края носили как официальный, так и частный характер. В архиве сохранились фотографии его приездов в Калиновку, на Михайловский горно-обогатительный комбинат и Курское производственное объединение «Химволокно».

На пенсии:

воспоминания и размышления

Тяжело тому, кто все помнит!

Гете

Неожиданная отставка была воспринята Хрущевым как крах всей жизни. Многие годы работа была для него всем - и творчеством, и радостью, и постоянной тревогой. К его словам прислушивался весь мир. И вот - безвестность, тихое растительное существование в окружении семьи и охраны.

«Замолчали многочисленные телефоны, - вспоминает Сергей Хрущев. - Молчаливые трубки без знакомого басовитого гудка казались мертвыми… У ворот застыла «Чайка», заменившая привычный «ЗИЛ», который полагался только троим в стране: Первому секретарю ЦК, Председателю Президиума Верховного Совета и Председателю Совета Министров. «Чайка» у ворот простояла недолго. В тот же день она исчезла так же незаметно, как и появилась, а еще через полчаса на ее месте оказалась «Волга» - автомобиль рангом пониже. В свое время инициатива отца - упразднить или хотя бы сократить персональные автомобили - вызвала сильное недовольство среди руководителей всех рангов. Теперь наступил их черед… Передавали слова одного начальника: «Хотел нас на «Волги» пересадить? Пусть теперь сам попробует».

В будущем отца ожидало множество подобных мелких уколов».

Его сразу же отрезали от внешних источников информации, резко ограничили контакты, фиксировали посетителей и телефонные звонки. «Хрущева боялись, - свидетельствует его сын Сергей. - Поверженный, он казался опасным, все ждали от него чего-то неожиданного, каких-то действий. Никто не хотел поверить, что он ничего не собирается предпринимать, смирившись со своей участью. Очень трудно было представить отца, человека кипучей энергии, пенсионером, не помышляющим о политической деятельности».

Сам Хрущев в первые после отставки дни сокрушался: что он теперь будет делать без работы, как жить?! Иногда впадал в какое-то оцепенение, возможно, прокручивал в памяти события последних дней. Его личный врач Владимир Беззубчик прилагал все усилия, чтобы снять с Хрущева стресс, но лекарства мало действовали. Со временем Хрущев стал привыкать к своему положению. Он начал много читать, в основном русскую классику, по вечерам ловил «Голос Америки» и «Би-би-си», узнавал, что происходит в мире.

31 декабря вся семья собралась вместе - отмечали наступление нового 1965 года. Хрущеву никто не звонил, все словно забыли о нем. Но поздно вечером неожиданно позвонил Анастас Микоян и тепло поздравил Никиту Сергеевича с Новым годом.

Спасибо, Анастас! - ожил Хрущев, услышав голос своего давнего соратника. - И тебя поздравляю с Новым годом… Спасибо, бодрюсь. Мое дело теперь - пенсионерское! Учусь отдыхать…

В начале 1965 года Хрущев и его семья переехали на дачу в Петрово-Дальнем, где Никита Сергеевич и провел последние годы жизни. Его деятельная энергия требовала выхода. Сначала, неожиданно для близких, Хрущев увлекся фотографией, потом - гидропоникой. Несколько раз ходил на рыбалку, но это занятие ему не понравилось:

Сидишь, чувствуешь себя полным дураком! Так и слышишь, как рыбы под водой над тобой потешаются. Не по мне это!

Внимательно следил он за событиями во внутриполитической жизни страны. Хрущев видел, что от многих его нововведений новые руководители отказались, и это вызвало у него явное неодобрение. Сергей Хрущев вспоминает, что после отставки отец, оставшись, в сущности, человеком двадцатых годов, ведь до этого он жил в другом измерении, с трудом осваивался в реально существующем мире. Его удивляли самые обыденные факты и явления. Особенно болезненно переживал факты взяточничества, бюрократизма, лени. Один из охранников как-то в разговоре упомянул, что нарушил правила уличного движения, пришлось откупиться, дать милиционеру трешку. Этот случай произвел на Никиту Сергеевича тягостное впечатление, он не раз пересказывал его и возмущался:

Разве можно себе представить! Люди, поставленные охранять закон, берут взятки! Как же мы будем строить коммунизм?..

Всегда считающий себя знатоком международных отношений, Хрущев и на пенсии внимательно следил за тем, что происходит в мире. Сергей Хрущев вспоминает, что отец рядом с телевизором повесил на ширму большую политическую карту мира - по ней он уточнял места событий, о которых сообщалось в новостях.

Особенно интересовали его события в Африке, где шел процесс становления молодых независимых государств.

Но главным делом для Хрущева в эти последние годы жизни стали его мемуары. Сергей Хрущев свидетельствует, что отец не любил читать мемуарную литературу. Ему привозили книги Черчилля, де Голля, дневники Валуева, записки Витте, но он только листал их и откладывал в сторону. Все началось с воспоминаний военных, которые стали широко издаваться в шестидесятые годы. Хрущев, прошедший почти всю войну, считал, что и мемуары, и художественная литература о войне не говорили всей правды, искажали истину. Задевало Хрущева и то, что о нем нигде не было ни малейшего упоминания. Опального правителя приказано было забыть, и цензура строго за этим следила.

Никите Сергеевичу рассказали, что на одной из встреч генералу Батову, прошедшему с ним полвойны, задали вопрос о роли Хрущева в войне и был ли Хрущев в Сталинграде? Батов замешкался, а потом сказал, что не знает, был ли Хрущев в Сталинграде, и что он вообще не знает, где тот был во время войны.

Изо дня в день, диктуя воспоминания, Хрущев как бы заново переосмысливал свою жизнь. Он все глубже погружался в себя и в переживаемые события, стремясь по возможности честно передать потомкам свое понимание исторического творчества. «Заранее знаю-, говорит он на первых страницах своих мемуаров, - что нет такого мнения, которое бы всех удовлетворяло, да я и не преследую этой цели. Но хотел бы, чтобы среди тех мнений, которые будут в той или иной форме записаны и останутся как наследство для будущих поколений, и мое мнение было известно… Не думаю, что то, что я скажу, - обязательная истина. Нет, истину будет находить каждый, сопоставляя разные точки зрения по тому или иному вопросу в то или иное время. Только этого я и хочу».

Да, Хрущев на пенсии, вдали от властных интриг и амбиций, - это совсем другой человек: искренний, размышляющий, терпимый. Нет уже самоуверенного правителя, безапелляционно раздающего ценные указания. В прошлом остались «долгие продолжительные аплодисменты», славословия в честь «великого ленинца», «несгибаемого борца за мир».

Когда Хрущев начал работу над мемуарами? Обратимся к стенограмме беседы с ним в КПК 10 ноября 1970 года.

Хрущев. Я знаю и повторяю вам, что ряд положений, которые имеются в этих диктовках, правдивы, и я за них абсолютно ручаюсь… Вы помните, товарищ Пельше, разговор у товарища Кириленко. Записи тогда не было. Я сказал: если бы мне помогли, дали бы машинистку, ЦК получил бы эти материалы.

Пельше. То есть с самого начала вы действовали нелегально.

Хрущев. Не пугайте меня нелегальщиной. Нельзя упрощенно подходить… Меня вызывали в ЦК.

Пельше. Это было в 1968 году.

Постовалов. А писать вы раньше начали.

Хрущев. Я тогда только что начал писать.

Итак, 1968 год! Но, похоже, что Хрущев здесь слукавил. К воспоминаниям он приступил, как минимум, в начале 1967 года. Хрущев надиктовал уже большой массив материала, от XIV партконференции до Женевской встречи 1954 года, но тут на Ближнем Востоке летом 1967 года разразилась шестидневная война. Естественно, что он откликнулся на происходящее, причем, очень эмоционально, как в лучшие свои годы.

«С арабскими странами, - диктовал Хрущев, - мне пришлось возиться очень много, особенно после 1956 года, когда мы спасли Египет во время Суэцкого кризиса. Это очень важный район мира, и мы ему уделяли большое внимание. Но многие руководители арабских стран - люди молодые, неопытные, не прошедшие серьезную школу политической борьбы». Хрущев прямо признает, что эту войну по сути дела спровоцировал президент Египта Насер, потребовав от У Тана вывода войск ООН из пограничной зоны, но поражение арабов его расстроило: он лишний раз убедился в слабости арабских армий, их неумении воевать.

Потерпели сокрушительное поражение, а «потом начинают рассказывать сказки, - негодует он, - что там их офицеры к бабам ходили и поэтому их армию застали врасплох. Все офицеры ходят к бабам во всех странах, и нельзя на это списывать поражение… Туда ездили наши инструкторы, обругали их… А почему их разбили? Потому, что они проср…, и другого аргумента тут нет». Израиль победил, потому что он «имеет более высокую культуру, лучшую дисциплину в армии, а его офицеры обладают боевым опытом и отлично подготовлены». Тут же он выступает в роли предсказателя и считает, что в конце концов Израиль будет разбит: «Арабы ведь не глупее евреев. Все люди имеют равные возможности, надо только умело их использовать. Сегодня евреи более развиты, но это вопрос времени. Если взять первые годы нашей революции, то у нас в составе партийного актива евреи тогда имели очень высокий процент. И это вполне понятно, потому что они были более грамотные люди. Теперь же этого нет? Русские подтянулись. Ничто не вечно под луной!»

Это хрущевское отвлечение от размеренного повествования и позволяет примерно датировать начало работы над мемуарами: рубеж 1966/1967 гг. В противном случае Хрущев попросту бы не успел надиктовать до лета 1967 года большой объем материала.

Да, Хрущеву было что вспомнить. С начала тридцатых годов вращался он в окружении Сталина, был членом Политбюро, активным участником войны, потом десять лет руководил сверхдержавой, с которой в то время считался весь мир. Недаром Хрущев всегда внимательно следил за тем, чтобы ему в зарубежных поездках оказывали почести, соответствующие лидеру великой державы. «Ко мне давно обращаются мои товарищи и спрашивают (и не только спрашивают, но и рекомендуют) записать свои воспоминания, - начинает мемуары Хрущев, - потому что я и вообще мое поколение жили в очень интересное время: революция, гражданская война и все, что связано с переходом от капитализма к социализму, развитием и укреплением социализма. Это целая эпоха… Пройдет время, и буквально каждое слово людей, живших в наше время, станет на вес золота. Тем более тех людей, кому выпала доля близко стоять у руля, который направлял весь огромный корабль на перестройку общественно-политической жизни нашей страны и тем самым оказывал огромное влияние на мировое развитие».

День за днем, неделя за неделей реконструировал он основные вехи своей жизни и деятельности. XIV партийная конференция. Киев. Промакадемия. Знакомство со Сталиным. Московские будни… Ему пришлось отбросить обиды, попытаться посмотреть на себя как бы со стороны. Не всегда это получалось. Ничего не говорит Хрущев о собственном участии в сталинских беззакониях, о том, что на его руках тоже было немало крови. Но не стремился он и обелить себя. Хрущев считал, что дел злых (!) и дел добрых он совершил почти поровну, но добрых - немного больше: «Если положить на весы мои добрые дела и злые, То добрые все же перевесят».

Алексей Аджубей приводит воспоминания Нины Петровны Хрущевой о том, как создавались эти мемуары.

«Не помню точно месяца и года, но Никита Сергеевич немного успокоился и решил писать воспоминания о своей работе. Он диктовал на магнитофон. Делал он это регулярно по утрам, иногда и днем. Я переписывала с магнитофонной ленты текст. Когда накопилось много страниц, Никита Сергеевич передал пленки Сергею, чтобы перепечатала машинистка».

Нина Петровна упоминает о вызове Хрущева в апреле 1968 года к секретарю ЦК КПСС А. Кириленко, который попытался запретить ему писать мемуары и требовал сдать все уже написанное в ЦК. Но Хрущев отказался прекратить работу над мемуарами. «Разве я не имею права работать над мемуарами?» - заявил он Кириленко. Теперь это для него было смыслом всей жизни.

И вновь поток воспоминаний: встречи с Мао Цзэдуном, ухудшение отношений с Китаем, визит в США, Карибский кризис, страны народной демократии, взаимоотношения с молодыми государствами Азии и Африки. Хрущева больше тянет на международные проблемы, о внутриполитических делах и событиях он говорит меньше. Нет рассказа о XXI съезде и концепции построения коммунизма, выдвинутой на нем. Совсем мало внимания Хрущев уделяет и XXII съезду партии. Почти ничего не говорит, за исключением последней главы, о своих нашумевших стычках с либеральной интеллигенцией.

Некоторые из хорошо знавших в то время Хрущева считают, что мемуары не отражают в полной мере его политическую эволюцию. Так, один из ведущих диссидентов 60-70-х годов Петр Якир не раз встречался и беседовал с пенсионером Хрущевым. При этом они обсуждали и альтернативные варианты общественного развития, говорили о том, что делал бы Хрущев, «если бы можно было все начать сначала». Якир свидетельствует, что Никита Сергеевич сожалел о том, что не всегда был настойчивым и последовательным.

Конечно, из девяностых годов события пятидесятых - начала шестидесятых видятся более отчетливо и совсем по-иному, чем это представлялось пенсионеру Хрущеву. Несомненно, что альтернативные варианты тогда существовали, хотя бы теоретически. Но Хрущев никогда не был аналитиком, потому и мемуары его, наполненные фактами и событиями, лишены глубины осмысления.

Между тем кремлевская верхушка внимательно следила за неугомонным пенсионером. 25 марта 1970 года председатель КГБ Ю. Андропов на бланке с грифом «Особой важности» сообщал в ЦК КПСС:

«В последнее время Н. С. Хрущев активизировал работу по подготовке воспоминаний о том периоде своей жизни, когда он занимал ответственные партийные и государственные посты. В продиктованных воспоминаниях подробно излагаются сведения, составляющие исключительно партийную и государственную тайну по таким определяющим вопросам, как обороноспособность государства, развитие промышленности, сельского хозяйства, экономики в целом, научно-технических достижений, работы органов госбезопасности, внешней политики, взаимоотношений между КПСС и братскими партиями социалистических и капиталистических стран и другие. Раскрывается практика обсуждения вопросов на закрытых заседаниях Политбюро и ЦК КПСС». Тогда же в 1970 году у Хрущева состоялась беседа с И. Капитоновым и Ю. Андроповым. А в конце мая у него случился первый инфаркт. Хрущев долго болел, и работа над мемуарами замедлилась. С мая 1970 года до сентября 1971 он надиктовал не больше тридцати машинописных страниц.

Осенью 1970 года советский посол в США А. Добрынин сообщил, что одно из американских издательств собирается опубликовать воспоминания Хрущева. Это вызвало переполох в кремлевской верхушке. 10 ноября 1970 года Хрущев был приглашен к председателю Комитета партийного контроля при ЦК КПСС Арвиду Пельше. Разговор состоялся жесткий.

По сообщению нашего посла в США, - сказал Пельше, - товарища Добрынина, 6 ноября в Нью-Йорке представители американского журнально-издательского концерна «Тайм» официально объявили о том, что они располагают «воспоминаниями Никиты Сергеевича Хрущева», которые будут вначале опубликованы в журнале «Лайф», начиная с 23 ноября, а затем выйдут отдельной книгой под названием «Хрущев вспоминает». Книга будет пущена в продажу 21 декабря. На днях по линии ТАСС получена информация о том, что информационные агентства и иностранная печать широко муссируют эти сообщения о предстоящей публикации «воспоминаний Хрущева» в США и ряде других стран Запада, в частности, в Англии, в ФРГ, Франции, Италии, Швеции.

Опять этот пустой разговор, - вставил реплику Хрущев.

Вы помните, - продолжал Пельше, - что некоторое время тому назад у нас с вами была беседа у Андрея Павловича Кириленко, когда вам было сказано, что путь создания ваших мемуаров, связанный с вовлечением в это дело широкого круга людей, является непартийным. И тогда вы были предупреждены, что такой путь не исключает возможности утечки материалов. Вы видите, эта утечка материалов произошла, и в этой связи вы должны понять, что несете всю полноту ответственности за это дело.

Пельше и двое его помощников добивались у Хрущева признания, как мемуары оказались в США. Однако того голыми руками взять было трудно, да и в искусстве самобытной риторики Хрущеву не было равных. Он то обвинял партийное руководство в провокации, то заявлял, что готов нести любое наказание, вплоть до смертной казни. «Я готов на крест, берите гвозди и молоток!» - возмущенно выкрикивал Хрущев. Он сворачивал разговор на воспоминания маршала Жукова и убийство Павла I, на свои заслуги в борьбе со сталинизмом и на генерала де Голля: «Пожалуйста, арестуйте, расстреляйте. Мне жизнь надоела. Когда меня спрашивают, я говорю, что я недоволен, что живу. Сегодня радио сообщило о смерти де Голля. Я завидую ему. Я был честным человеком, преданным. Как только родилась партия, я все время был на партийной работе».

Партийно-идеологическая обработка завершилась тем, что Хрущев вынужден был опубликовать опровержение:


«Как видно из сообщений печати Соединенных Штатов Америки и некоторых других капиталистических стран, в настоящее время готовятся к публикации так называемые мемуары или воспоминания Н. С. Хрущева. Это - фабрикация, и я возмущен ею. Никаких мемуаров и материалов мемуарного характера я никогда никому не передавал - ни «Тайму», ни другим заграничным издательствам. Не передавал также материалов и советским издательствам. В такой лжи уже неоднократно уличалась продажная буржуазная печать.

10.11.1970 г. Н. Хрущев».


Однако в этом опровержении нет ни слова о том, что Хрущев не писал мемуаров. Вскоре двухтомник «Хрущев рассказывает» был опубликован в американском издательстве «Литтл Браун». Так парадоксально завершал свой жизненный путь «последний романтик коммунизма» Никита Сергеевич Хрущев, став одним из первых «тамиздатчиков».

В своих мемуарах Хрущев почти ничего не говорит о вождях, сменивших его. Однако известно, что относился он к ним весьма неодобрительно. Особенно Хрущева возмущал Брежнев - своей пассивностью, бездеятельностью, отсутствием наступательного начала. Однажды в 1970 году на дачу к Хрущеву внучка Юля привезла Владимира Высоцкого. Тот уже был очень популярным, но концерты его проходили в полулегальных условиях. Высоцкий переживал из-за этого и решил посоветоваться с бывшим «первым человеком страны» - может, что-то подскажет.

Меня все поют, - говорил Хрущеву Высоцкий, - а песни мои не легализованы, я официально не признан, как бы оказался за бортом общества. Кому это нужно? Мне? Нет. Людям? Тоже нет. К кому бы вы посоветовали обратиться из членов правительства? Вы их там всех знаете.

Хрущев помолчал и сказал:

А ты их портреты видел?!

Завершаются мемуары Хрущева главой со знаменательным названием «Я не судья…» Впрочем, все названия глав и разделов были даны скорее всего не самим автором, а обработчиками и редакторами. В начале сентября 1971 года Хрущев закончил диктовку воспоминаний. Последняя глава ему не понравилась, и он собирался заново ее надиктовать. Но не успел. 5 сентября у него случился третий инфаркт.

11 сентября 1971 года Никита Сергеевич Хрущев скончался. Западные радиостанции сразу же передали эту трагическую новость. 13 сентября в газете «Правда» появилось небольшое сообщение: «Центральный Комитет КПСС и Совет Министров СССР с Прискорбием извещает, что 11 сентября 1971 года после тяжелой, продолжительной болезни на 78 году жизни скончался бывший Первый секретарь ЦК КПСС и Председатель Совета Министров СССР, персональный пенсионер Никита Сергеевич Хрущев». Однако официального некролога в газетах так и не появилось.

В тот же день, 13 сентября, на Новодевичьем кладбище состоялись похороны. Власти готовились к ним как к войсковому сражению, согнав к кладбищу до трех тысяч солдат внутренних войск и выставив несколько рядов оцепления. Историк и писатель Георгий Федоров, побывавший на похоронах, так описывал свои впечатления:

«Народу было не очень много, около 60 корреспондентов, кажется, только иностранных… Кроме того, было еще человек двести, среди которых немало людей с сединами… Никита Сергеевич лежал в гробу на Возвышении, окруженном венками и цветами. В ногах у него находились красные подушки с тремя Звездами Героя Социалистического Труда и орденами. Лицо его было значительным, таким значительным и спокойным, каким мне не доводилось его видеть на страницах газет и журналов, на экранах кино и телевидения. Высокий мощный лоб, волевые скулы. Казалось, на лице его запечатлелась какая-то важная дума, которой так и суждено было остаться тайной».

Даже мертвого и уже погребенного Хрущева власти боялись. Писатель Анатолий Злобин тогда записал в своем дневнике:

«Хрущев умер, но появился призрак Хрущева. Предсказанный мной на сегодня некролог в центральной прессе не напечатан, значит, у них даже хитроумности нет, есть только тупость да страх. Все соцстраны дали фото и некрологи, молчит одна ГДР. Албания объявила: умер главарь шайки ревизионистов.

Вот и получается у нас, что ничего не было: ни XX, ни XXII съездов, ни сталинских преступлений, ни хрущевской оттепели… Тупость и ложь, рождающиеся из страха».

В 1975 году на могиле Хрущева был установлен памятник, созданный Эрнстом Неизвестным. Он ощущал в реальном Хрущеве два начала - светлое и темное, доброе и злое; это, видимо, он и выразил в граните и мраморе.


| |

Как это удалось «убранному» со всех партийных и государственных должностей «разоблачителю культа личности», жившему в условиях тотальной слежки, стало ясно, когда «АиФ» смог ознакомиться с закрытыми прежде архивами.

ДЛЯ СПРАВКИ:

Хрущёв Никита Сергеевич - в 1953-1964 гг. 1-й секретарь Центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза (ЦК КПСС), с 1958 г. одновременно - председатель Совета министров (глава правительства) СССР.

…Отправленный в октябре 1964 года в отставку Хрущёв после долгих раздумий решил писать мемуары. Одна из целей этого труда - постараться объяснить, ЧТО и, главное, ПОЧЕМУ у него не получилось в период пребывания у власти. Будущую книгу он диктовал на магнитофон несколько месяцев. Весной - летом 1968 года, когда работа подходила к концу, возник вопрос: как сохранить материалы (плёнки, распечатки и пр.), чтобы они не попали в руки КГБ?

На помощь пришёл сын Сергей Никитович Хрущёв. Он предложил попытаться переправить их за границу и взялся найти человека, способного это сделать.

Понимали ли Хрущёвы, на что они идут? Чем рискуют? Да, понимали.

Обратимся к выдержкам из архивных документов.

«Мерзавцы!»

Вспоминает Хрущёв-младший*: «В апреле 1968 года, накануне дня рождения отца, я, как всегда, на выходные приехал в Петрово-Дальнее. Мама сказала:

«Отец очень расстроен. Вчера его вызывал в ЦК Кириленко**, требовал прекратить работу над мемуарами, а что есть - сдать. Отец разнервничался, раскричался там, вышел большой скандал».

Хрущёв-старший: «Мерзавцы! Я сказал всё, что о них думаю: в нарушение Конституции утыкали всю дачу подслушивающими устройствами. Сортир - и тот не забыли. Тратите народные деньги на то, чтобы пердёж подслушивать».

...В наших разговорах во время прогулок вдали от микрофонов отец повторял:

Они не успокоятся. Всё заберут и уничтожат.

...Возможные варианты хранения плёнок и распечаток внутри страны были абсолютно ненадёжны. Мы вернулись к мысли об укрытии рукописи за границей. Тогда же впервые возникла мысль, что в случае чрезвычайных обстоятельств - вроде изъятия надиктованного материала или других карательных мер - в качестве ответной меры воспоминания нужно будет опубликовать. Публикация окончательно решала проблему сохранности. Приближался май. Мне удалось нащупать пути передачи копии материалов за рубеж.

Двойной агент?

…Ещё в 1967 году меня познакомили с Виталием Евгеньевичем Луи (На фото вверху. Настоящее имя Луи - Виктор. - Ред.). Отсидев 10 лет по обычному в сталинское время вздорному политическому обвинению, Луи вышел из тюрьмы после XX съезда и решил начать новую жизнь. Устроился работать московским корреспондентом в одну английскую газету, что обеспечивало ему несравнимую с обычными советскими гражданами свободу выездов и контактов. После женитьбы на работавшей в Москве англичанке его положение ещё более упрочилось. За разрешение работать на англичан госбезопасность потребовала от Луи кое-какие услуги. Виталий Евгеньевич стал неофициальным связным между компетентными лицами у нас в стране и соответствующими кругами за рубежом. Он стал выполнять деликатные поручения на всё более высоком уровне, начал общаться даже с руководителями государств.

В момент нашего знакомства Виталий Евгеньевич «занимался» книгой дочери Сталина Светланы Аллилуевой «20 писем к другу».

…Выход книги намечался на октябрь - канун празднования 50-летия советской власти. Тогда Виталий Евгеньевич предложил КГБ изъять моменты, вызывающие наибольшее беспокойство Кремля, и издать эту книгу на несколько месяцев раньше намеченного срока.

Условия приняли. Виталию Евгеньевичу предоставили копию рукописи, хранившуюся у Светланиных детей. Книга вышла летом 1967 года и того ажиотажа, которого от неё ожидали, не вызвала. Авторитет Луи в глазах советской власти вырос. Узнав об этой стороне деятельности Луи, я тогда подумал, что он тот человек, который сможет помочь нам упрятать мемуары отца за границей…

Отец был смелее меня, считая, что мемуары первого секретаря ЦК должны дойти до людей. Пусть сначала и там, но когда-нибудь и здесь. Конечно, наоборот было бы лучше, но как дожить до этих времён?

Вскоре после скандала у Кириленко я поехал в Баковку, где жил Луи, начинать разговор… А через несколько дней я привёз к Луи в запечатанной коробке магнитофонные бобины и отредактированный мною текст.

Прошло какое-то время. Луи уехал за границу. Через месяц он вернулся:

Всё в надёжном месте. Теперь ОНИ в сохранности... в банковском сейфе . Туда никто не доберётся.

В очередной приезд в Петрово-Дальнее я всё подробно пересказал отцу. В ответ он кивнул. С этого времени новые порции материалов по мере готовности перекочёвывали в заграничный сейф.

Прошло какое-то время, и отец вдруг вернулся к теме публикации мемуаров за границей:

Я думаю, предложение посредника не затягивать с изданием книги - не такое уж глупое. Обстоятельства могут сложиться так, что не только я и ты, но и он не сможет добраться до сейфа. Поговори с посредником.

Когда при очередной встрече я рассказал Луи о решении отца, выдав его за своё, он, предвкушая огромные гонорары, обрадовался:

Главное - максимально отвести от себя удар. Кто-то должен прикрыть нас здесь. Ладно, я посоветуюсь…

Подробностей происходившего я не знаю. Луи рассказал лишь, что действовать он начал «с головы». К тому времени у него установились доверительные отношения с самим Андроповым***, они не раз встречались не в кабинете на площади Дзержинского, а в неформальной обстановке, как бы случайно, у кого-то из общих знакомых. Во время одной из таких встреч Луи навёл Андропова на разговор о мемуарах отца. Он решил рискнуть и рассказал ему всё или почти всё. Андропов выслушал сообщение, не перебивая, только удовлетворённо кивал. На вопрос, не желает ли он ознакомиться с записями отца, улыбнулся и коротко ответил: «Нет». Отныне мы могли рассчитывать если не на помощь, то на нейтралитет КГБ…

(Запомните этот весьма странный эпизод - чуть позже мы вернёмся к нему особо. - Прим. ред. )

…Договорённость о возможности опубликования воспоминаний была достигнута в американском издательстве «Литтл, Браун энд Компани».

…Местом переговоров американцы выбрали Копенгаген. Издатели засомневались, насколько можно верить представленному тексту. Встал вопрос, как подтвердить подлинность материалов. Решили прибегнуть к помощи фотоаппарата. Из Вены отцу передали две шляпы - ярко-алую и чёрную. В подтверждение авторства отца и его согласия на публикацию просили прислать фотографии отца в этих шляпах. Когда я привёз шляпы в Петрово-Дальнее, они своей экстравагантностью привлекли всеобщее внимание.

Я рассказал отцу, в чём дело. Он долго смеялся. Выдумка пришлась ему по душе, и, когда мы вернулись с прогулки, сам вступил в игру. Устроившись на скамейке перед домом, отец громко попросил меня:

Ну-ка, принеси мне эти шляпы. Хочу примерить.

Мама была в ужасе, а отец надел шляпу и сказал:

Сфотографируй меня, интересно, как это получится?

Так он и сфотографировался - одна шляпа на голове, а другая - в руке. Вскоре издатели получили снимки: теперь они удостоверились, что их не водят за нос.

…Подготовку рукописи поручили совсем молодому человеку, никому тогда не известному студенту Оксфордского университета Строубу Тэлботту (в администрации Клинтона занимал пост замгоссекретаря, специалист по России. - Прим. ред. ). Работа поглотила его с головой. Все заботы о быте взял на себя его сосед по комнате в общежитии Билл - будущий президент США Билл Клинтон.

…В январе 1971 года Луи привёз долгожданный экземпляр мемуаров «Хрущёв вспоминает» - чёрный том с красно-золотыми буквами заглавия и фотографией улыбающегося отца на суперобложке».

«Я хочу смерти…»

Но ранее Никита Сергеевич был вызван «на ковёр», где ему было явно не до улыбок. Вот выдержки из архивной стенограммы «Беседы с Н. С. Хрущёвым в Комитете партийного контроля» 10 ноября 1970 года в связи с предстоявшим выходом на Западе его мемуаров.

«...т. Пельше****: Мы пригласили вас в КПК, чтобы вы дали объяснение по вопросу, связанному с вашими мемуарами, которые могут принести нашей партии и стране большой политический ущерб. Может быть, вы прямо скажете, кому передавали эти материалы для опубликования за рубежом?

т. Хрущёв: Я никому не передавал материалы.

т. Пельше: Как они туда попали?

т. Хрущёв: Скажите вы мне, как они туда попали! Я думаю, что они не попали туда, а это провокация… Никогда никому никаких воспоминаний не передавал и никогда бы этого не позволил. Я отлично помню, что я диктовал. Не всё можно опубликовать в данное время.

т. Пельше: У нас с вами был разговор, что секреты, которые вами излагались, могут попасть за рубеж. И они попали… Вы тогда этот совет не восприняли.

т. Хрущёв: Нет. Пожалуйста, арестуйте, расстреляйте! Мне жизнь надоела. Я был честным человеком, преданным. Может быть, своим вызовом сюда вы поможете мне скорее умереть. Я хочу смерти...

т. Пельше: Как выйти из создавшегося положения?

т. Хрущёв: Не знаю. Вы виноваты, всё руководство… Это может быть провокация буржуазной прессы. Поскольку моя фамилия представляет сенсацию, может быть, они создали материал на меня».

Беседа закончилась тем, что Хрущёв согласился сделать следующее заявление для прессы:

«Как видно из сообщений печати Соединённых Штатов Америки и некоторых других капиталистических стран, в настоящее время готовятся к публикации так называемые мемуары или воспоминания Н. С. Хрущёва. Это - фабрикация, и я возмущён ею. Никаких мемуаров или материалов мемуарного характера я никогда никому не передавал… Поэтому я заявляю, что всё это является фальшивкой. В такой лжи уже неоднократно уличалась продажная буржуазная печать. Н. Хрущёв 10.XI.1970 г.»

Где правда, а где ложь - теперь, наверное, читатель сможет разобраться сам.

А мы, как обещали, вернёмся к эпизоду с Андроповым. Какова же роль тогдашнего председателя КГБ во всей этой истории? По логике, зная о готовящемся выходе хрущёвских мемуаров, он должен был на корню пресечь «вражескую вылазку». Но не пресёк. Как только книга Хрущёва оказалась за рубежом, Андропов направляет в Политбюро секретное сообщение (из архива Президента РФ, Особая папка, Записка КГБ от 25.III.70.):

«В последнее время Н. С. Хрущёв активизировал работу по подготовке воспоминаний о том периоде своей жизни, когда он занимал ответственные партийные и государственные посты. В продиктованных воспоминаниях подробно излагаются сведения, составляющие исключительно партийную и государственную тайну, по таким определяющим вопросам, как обороноспособность Советского государства, развитие промышленности, сельского хозяйства, экономики в целом, научно-технические достижения, работа органов безопасности, внешняя политика, взаимоотношения между КПСС и братскими партиями социалистических и капиталистических стран, и другие. Раскрывается практика обсуждения вопросов на закрытых заседаниях Политбюро ЦК КПСС. При таком положении крайне необходимо принять срочные меры оперативного порядка, которые позволяли бы контролировать работу Н. С. Хрущёва над воспоминаниями и предупредить вполне вероятную утечку партийных и государственных секретов за границу. В связи с этим полагали бы целесообразным установить оперативный негласный контроль над Н. С. Хрущёвым и его сыном…»

…Хрущёв-младший до сих пор не понимает, почему в деле его отца Андропов повёл себя столь двойственно. «…О передаче копий магнитофонных плёнок на Запад, - пишет Сергей Хрущёв, - он знал с самого начала - и вдруг такой поворот!»

За истекшие с момента описанных здесь событий сорок лет ответа на этот вопрос не получено. Впрочем, история, как и география, не терпит «белых пятен». Рано или поздно всё тайное станет явным. И не исключено, что «рано»…

ДЛЯ СПРАВКИ

Хрущёв Сергей Никитович - сын Н. С. Хрущёва, инженер-ракетчик эмигрировал за границу, ныне проживает в США (гражданин с 1999 г.).

Кириленко Андрей Павлович - партийный деятель, член Политбюро ЦК КПСС (1962-1982 гг.), секретарь ЦК КПСС (1966-1982 гг.).

Андропов Юрий Владимирович - в 1967-1982 гг. председатель Комитета

государственной безопасности СССР.

Пельше Арвид Янович - в 1966-1983 гг. член Политбюро ЦК КПСС, председатель Комитета партийного контроля при ЦК КПСС.



Понравилась статья? Поделитесь ей
Наверх