Как можно предупреждать онкологию и бороться с ней. Катерина Гордеева: Российская история о раке и людях. Помидоры помогают уберечься от рака груди
Наша читательница поделилась своей историей борьбы с онкологическим заболеванием, которая продолжается уже пять лет. Она не упала духом и нашла силы сопротивляться плохим и, что важно, — ошибочным — прогнозам от врачей.
Мне 41, у меня есть муж и сын, мы ведем активную жизнь и все время стремимся к общению и путешествиям. Той осенью мы занимались строительством своего дома: закупали материалы, нанимали строителей. Многое пришлось делать самостоятельно, от чего я постоянно уставала.
У меня были симптомы кишечной инфекции, но я списала это на обычную историю ддя жителей юга — в сентябре нередки отравления при изобилии свежих фруктов. Вот только болеющие вокруг закончились, а мне стало совсем тяжело. Поднялась высокая температура, появилась слабость, и спустя еще несколько дней мы с мужем отправились в платную клинику.
Мне сделали УЗИ — оно сразу показало большую опухоль на яичнике, и уже тогда специалист сказал, что это практически наверняка рак.
Диагноз уточняли уже в онкодиспансере в ближайшие три дня — требовалась срочная операция. У меня начался асцит, называемый водянкой, - ситуация, при которой в животе копится лишняя жидкость. Сейчас я думаю, что осознание происходило заторможенно — мое физическое состояние было очень плохим, и ни времени, ни сил на какие бы то ни было размышления попросту не оставалось. Муж и сын были все время рядом, и, наверное, молились всем богам, чтобы все прошло успешно.
Операцию назначили сразу — мне удалили оба яичника и матку, а еще часть кишечника, так как там были метастазы.
Удивительно, но анализ на гистологию для постановки точного диагноза и установления стадии делают мучительно долго, да еще и в другом городе. По этому анализу мне была поставлена 3-я стадия рака яичников. Как мне объяснили - заболевание изрядно запущено, но это не редкость, у 70-80% женщин, заболевших раком яичника, диагноз устанавливается на 3-й стадии. Этот вид рака врачи называют «молчаливым убийцей», так как он не проявляет себя практически никак до наступления 3-й стадии, а те неявные симптомы, что бывают ранее, женщины игнорируют или .
Я попала на консультацию к специалисту, который предостерег меня от безоговорочной веры в то, что медпомощь по полису ОМС будет бесплатной и эффективной. К сожалению, очень часто онкобольным назначают не те препараты химиотерапии, что им действительно необходимы, а те, что есть у больницы в наличии, могут занижать дозы, могут прерывать курсы, не желая брать на себя лишнюю ответственность. Он ясно дал мне понять, что моя жизнь в моих руках, я сама должна держать на контроле весь процесс лечения. С одной стороны, он меня шокировал и изрядно напугал, а с другой, объяснил, что многие люди живут и с таким диагнозом, лечатся постоянно и живут, воспитывают детей, работают и путешествуют. Так что, несмотря на все свои бурные эмоциональные реакции, в депрессию я не впала, решила не сдаваться, а действовать и бороться за себя, за свою семью, за возможность увидеть, каким вырастет мой 10-летний сын.
Удаление матки и яичников повлияло на гормональный фон — у меня начался климакс. Не могу сказать, что именно это было самым ужасным в моей ситуации, химиотерапия затмевала собой остальные симптомы.
Потом организм приспособился, и теперь могу сказать, что ничего особенного я в связи с этой операцией не чувствую: мой вес не увеличился, внешне я все также выгляжу моложе своих лет. Казалось немыслимым, что удалят все женские органы, ведь мы с мужем очень хотели еще одного ребенка, но смерть от рака была совершенно неиллюзорной, а другой возможности выжить просто не существовало.
В соцсетях я выложила свои фотографии, медицинское заключение и просьбу о помощи. Друзья и родственники, одноклассники и просто знакомые люди откликнулись и довольно быстро нам удалось собрать сумму денег, достаточную для поездки в Израиль.
Перед новым годом я прилетела в Иерусалим. Это был мой первый выезд за границу. Не думала, что буду так «путешествовать». Поехать пришлось без мужа, ему даже не позволили сделать загранпаспорт по ускоренной процедуре.
Между операцией и химиотерапией должно пройти не больше трех недель, а мне пришлось прождать больше месяца. Я хотела быть уверена в правильности назначенного лечения. В большой прекрасно оборудованной клинике мне провели полное обследование всего за 3 дня и сделали назначения препаратов.
В новогоднюю ночь в России пьют шампанское, едят оливье и запускают петарды. А в Израиле 31 декабря обычная дата, ничем не примечательная, так что в этот день я лежала под капельницей, и в меня медленно вливали яд, который губит раковые клетки, а попутно убивает и другие мои вполне здоровые клетки.
Химиотерапия ощущалась ужасно, но от осознания того, что я уже все лечу и скоро буду здоровой, я с этим справлялась. Из Израиля я вернулась в каком-то туманно-тошнотном состоянии, даже не знаю, как мне вообще удалось добраться домой с учетом всех пересадок на транспорте.
Первая линия химиотерапии обычно подразумевает 6 курсов: 1 капельница раз в три недели. Затем врачи оценивают эффект и принимают решение, что делать дальше. Я лично столкнулась с тем, что после 6 курсов меня попытались отправить «отдыхать и восстанавливаться», хотя нужный результат достигнут не был, и это подтверждали результаты анализов и компьютерной томографии.
Я настояла на том, что химиотерапию буду продолжать до достижения результата. Мой организм хоть и «пропустил» раковые клетки, но в остальном достаточно крепкий, весьма неплохо переносит химиотерапию и потом довольно быстро восстанавливается. В итоге в первой линии ХТ я прошла 11 курсов, что привело к 11 месяцам ремиссии.
Я работаю полный рабочий день, и руководство предприятия пошло мне навстречу, на время лечения меня отпускали на три дня, чтобы я немного пришла в себя.
После третьей капельницы я из привлекательной шатенки сделалась лысой, как коленка.
Тут правда обнаружились мои скрытые до поры до времени достоинства - выяснилось, что у меня идеальная форма черепа и красивый профиль. Иногда моя экзотическая внешность на работе создавала забавные ситуации - ко мне направляли скандалящих клиентов, которые требовали вернуть им деньги, и они мгновенно утихали и становились приличными людьми.
Каждое посещение больницы стоило мне многих и многих часов в очередях. Я общалась с другими больными и неоднократно сталкивалась с ситуацией, как люди, менее осторожные, более доверчивые, соглашались с врачами и шли отдыхать и восстанавливаться, как им это настойчиво советовали. Потом быстро умирали, так как химиотерапию закончили явно раньше, чем требовалось.
Я же постоянно мониторила свое состояние, будто включив «внутренний сканер». Если раньше я какие-то симптомы могла просто игнорировать и работать, невзирая ни на что, то теперь я стала очень внимательной к своему телу. Именно это позволяет мне не расслабляться и контролировать все происходящие внутри процессы.
С тех пор прошло еще несколько лет и несколько курсов химиотерапии. В Израиль я больше не выезжала, так как это стоит достаточно дорого, а нам с мужем и так приходится покупать часть препаратов для лечения исключительно за свои деньги. Я ездила несколько раз на консультацию в Москву, в ведущий центр онкологии. На пятом году моего заболевания врач неожиданно назначила мне анализ на генетические мутации генов BRCA1 и BRCA2, в народе — гены Анджелины Джоли. У меня есть одна из этих мутаций. Это означает, что мое заболевание обусловлено генетически, и если бы об этом было известно сразу, то, возможно, следовало избрать другую тактику лечения, а также, что риск заболевания наследуют все мои близкие кровные родственники, включая и моего сына. По крайней мере, теперь об этом известно заранее.
Человек ко всему привыкает, привыкла и я к своему заболеванию. Я научилась довольно ловко корректировать все свои планы под курсы химиотерапии. Мы с семьей съездили в прекрасное путешествие в Стамбул и каждый год стараемся выехать на Черное море, хотя бы ненадолго. Я привыкла к ограничениям - мне нельзя находиться на солнце, нельзя есть некоторые продукты, нужно постоянно сдавать анализы и делать томографию. Мой организм попривык к химиотерапии, и теперь практически никакие препараты не приводят к облысению, так что я регулярно хожу в парикмахерскую, меняю прически и цвет волос. Я по-прежнему работаю полный рабочий день, несмотря на то, что мне присвоили инвалидность нерабочей группы. Однако выплаты по инвалидности не позволяют не то что лечиться, но и просто жить, а у меня впереди еще много грандиозных планов.
Мне все еще трудно преодолевать некоторые моменты при общении с медперсоналом. Среди них встречаются как прекрасные доброжелательные люди, являющиеся профессионалами своего дела, так и отъявленные сволочи, которые пытаются внушить такие прогнозы, что их иначе как проклятием и не назовешь. Одна из врачей, которая занимала не рядовую должность в онкологической клинике, говорила мне, что мой костный мозг убит.
У тебя никогда не будет нормального уровня тромбоцитов, и химию тебе больше нельзя никогда делать!
Иногда мне хочется встретить ее на улице и прилепить ей на лоб результаты анализов, где показатели крови абсолютно нормальны.
Я верю в себя и надеюсь на современную науку, которая сможет создать препарат, который вылечит онкологических больных. И я собираюсь дождаться этого момента, ведь я жду уже целых 5 лет. Я по-прежнему хочу увидеть, каким вырастет мой сын. Сейчас ему уже 15, а наша семья осталась такой же сильной.
По данным Всемирной организации здравоохранения за 2015 год (более свежей статистики пока нет) от рака умерло 8,8 миллионов людей. Онкологические заболевания унесли каждого шестого человека в мире. При этом ежегодно страшный диагноз ставится 10-14 миллионам новых пациентов. И хотя рак значительно уступает по уровню смертности сердечно-сосудистым заболеваниям, он до сих пор остается в сознании большинства приговором. Трагические случаи, максимально освещенные журналистами в России, – смерть Жанны Фриске, Михаила Задорнова и Дмитрия Хворостовского - на фоне чуть не ежедневных рапортов медиков об открытии новых эффективных средств против рака оставляют в недоумении. Неужели мы до сих пор бессильны перед опухолями? На самом деле за последние 10 лет в борьбе с раком произошел настоящий прорыв, однако его плоды пока не дошли до массового пациента, утверждает заведующий отделом науки "КП" Даниил Кузнецов.
Что такое рак?
Болезнь эта известна с древних времен. А термин ввел Гиппократ. Ему показалось, что опухоль напоминает клешню рака, поэтому он дал ей название carcinos – карцинома, откуда уже оно попало в латинский и затем английский язык – cancer , а потом было буквально переведено на русский. Строго говоря, современные врачи называют раком только злокачественные опухоли из эпителиальной ткани – карциномы. Однако такие новообразования могут возникать во всех тканях – костной, соединительной или мышечной (саркомы), нервной (глиомы), клетках лимфатической системы (лимфомы), крови и костного мозга (лейкемии) и т.д.
Шутка ли, но в геноме одной соматической клетки может произойти до 10 000 ошибок в сутки! Однако наш организм активно борется с ними. Например, проводя репарацию ДНК – исправляя разнообразные повреждения и разрывы. Или "проверяя" контрольные точки клеточного цикла, прохождение которых либо "разрешает" клетке образовать какие-то компоненты, подготовиться к делению и, наконец, образовать новые клетки. Либо, наоборот, запускает "стоп-сигналы". Если репарация ДНК не завершилась успехом, а контрольные точки не были пройдены, то запускается апоптоз – запрограммированная клеточная смерть.
Проблема в том, что одновременно могут случиться сразу несколько мутаций. И тогда нарушатся как механизмы деления клетки, так и апоптоза. Она начнет постоянно, как заведенная, делиться и напрочь отказываться умирать. Впрочем, это ещё не значит, что она вызовет злокачественную опухоль, ведь у нас ещё работает иммунная система. Клетки со сбоями и даже "микроопухоли" возникают в организме человека регулярно, чаще всего с 20 лет. Однако естественные киллеры (клетки-убийцы) иммунной системы держат их под контролем.
И всё бы хорошо, но мутаций, особенно при неблагоприятных внешних условиях, проходит так много, что некоторые "клетки-мутанты" благополучно проскакивают все барьеры. А с возрастом наша иммунная система слабеет. Выжившая дефективная клетка делится, их становится всё больше, они приобретают новые неблагоприятные мутации и вот наступает тот момент, когда баланс может сместиться - клетка переродится и станет врагом организма. Она станет "бессмертной" и бесконтрольной. Превратится в организм-чужак, пожирающий организм хозяина.
Отдельные клетки опухоли эволюционируют, проходя жесточайший естественный отбор в борьбе с иммунной системой, и приобретают способность отделяться от "материнской" опухоли и путешествовать по кровеносным и лимфатическим сосудам, откуда попадают в другие органы, образуя метастазы. И это начало конца. Опухоли лишают нормального питания другие органы, разрушают их структуру, блокируют различные выводящие пути, снижают кроветворные функции, вызывают наполнение легких жидкостью, многочисленные тромбы, инсульты и совершенно дикие непереносимые боли. А в конечном итоге смерть.
Раннее предупреждение
Главный фактор риска - возраст. И действительно, в России у женщин количество диагностированных онкозаболеваний начинает расти по экспоненте с 25 лет. Риск практически удваивается каждые четыре года, достигая максимума между 60 и 70 годами. У мужчин нарастает вероятность появление рака с 35 лет. До 55 лет она примерно на 30% ниже, чем у женщин. В возрасте 55-59 практически сравнивается, а затем с 60 до 70 превосходит женские показатели.
Распространенность рака в России, 2014 год
В России отмечено серьезное увеличение заболеваемости онкологией, однако этот рост происходит вовсе не из-за ухудшения жизни и здравоохранения, а как раз наоборот: за последние полтора десятка лет рак научились очень хорошо диагностировать, причём на ранней стадии. Более того, прогнозы по успешной терапии злокачественных опухолей напрямую зависят от ранней диагностики. Поэтому первым и самым эффективным методом являются регулярные комплексные медицинские обследования, позволяющие выявить проблему до того, как она станет фатальной.
Последние пять лет в нашей стране бурно развивается генетическое тестирование. Напомним, что рак – это результат фатальных мутаций, де-факто болезнь генома. В наших ДНК существуют онкогены – их активация может превратить клетку в раковую. А также гены-супрессоры, которые предохраняют клетку от перерождения.
К последним, например, относится ген BRCA1. Он участвует в репарации поврежденной ДНК, сохраняя целостность генома. При этом в человеческой популяции есть большое количество носителей мутантной формы данного гена. Всего таких мутаций на сегодняшний день известно более 1000, и каждая из них связана с повышением риска (в среднем на 20 процентов) рака молочной железы, яичников, предстательной железы, кишечника, гортани, кожи и прочих органов и тканей. Наибольшую опасность мутации BRCA1 несут для женщин. Если генетический анализ показывает, что у 25-летней девушки мутантная форма, то вероятность заболеть раком молочной железы до 70 лет повышается для нее на 50-80 процентов (в зависимости от других факторов), а раком яичников - на 30-40 процентов.
Наибольшую известность этот ген получил благодаря Анджелине Джоли. Пройдя генетический тест, она узнала, что у неё дефектная копия BRCA1, такая же была и у её матери, страдавшей от рака 10 лет и умершей в 56. Боясь повторить её судьбу, Джоли, уже имевшая к тому времени детей, решилась на превентивное удаление молочных желез – двойную мастэктомию - и яичников – овариэктомию.
Превентивный подход набирает большую популярность на Западе, особенно среди состоятельных людей, способных оплатить не только операции по удалению органов, но и дорогие косметические импланты. Впрочем, удаление яичников – это радикальный шаг, который исключает материнство и вызывает искусственную менопаузу. Однако генетическое тестирование сейчас за вполне умеренные деньги доступно каждому. Только в Москве есть несколько фирм, где вы можете узнать не только про свои варианты генов BRCA1 и BRCA2, но и множество других онкогенов и супрессоров. Рак молочной железы легко диагностируется на ранних стадиях. Если вы получите неблагоприятный генетический прогноз, вам лишь нужно будет раз в год проходить обязательное обследование.
Борьба до победного конца
Ок, хорошо. Мне 25 лет или 35. Я прошел генетическое обследование и выявил наследственные факторы риска. Ежегодно прохожу полное обследование. Но всё же, если я заболею, что меня ждёт? Вопрос не праздный.
Ещё в начале 2000-х превалировали три классических подхода к терапии злокачественных новообразований: хирургия, лучевая терапия и химиотерапия. Первая подразумевает полное хирургическое удаление опухоли и части тканей, с которыми она контактирует. Метод работает, только если опухоль небольшая, хорошо локализована и ещё не дала метастазов. К примеру, женщинам практически полностью отрезают пораженную грудь.
Дэниэл Хэйс, президент Американского общества клинической онкологии
Далее (или иногда вместо) в ход идёт лучевая терапия – воздействие на опухоль или прилежащие ткани ионизирующим излучением, уничтожающим раковые клетки или предотвращающим их рост. Однако этот метод негативно действует и на здоровые клетки организма. Тот же эффект имеет и химиотерапия, использующая препараты, тормозящие бесконтрольное деление клеток. Они имеют генерализованное воздействие (затрагивающее весь организм в целом) и имеют массу побочных последствий (снижение иммунитета, выпадение волос и прочее). Но самое главное – ни один из них не дает гарантии полного излечения. Единичные клетки-мутанты могут выжить, а на фоне сниженного иммунитета вновь дать мощный рецидив.
Тем не менее в последние 15 лет развитие новых видов антираковой терапии идёт невероятными темпами. Президент Американского общества клинической онкологии Дэниэл Хэйс (Daniel Hayes) недавно заявил :
Когда 35 лет назад я пришёл в эту область, то не мог и вообразить, где мы окажемся сегодня. Сейчас мы можем эффективно выявлять рак на ранней стадии, осуществлять эффективную таргетную ("молекулярно-прицельную") терапию и минимизировать нежелательные последствия, чтобы наши пациенты могли жить дольше, лучше и более полноценно. Сегодня два из трёх пациентов с диагнозом рак продолжают жить спустя пять лет после его постановки.
Если Вам поставили правильный диагноз , и Вы начали лечение то рекомендую сделать следующее , не зависимо от метода лечения :
Заведите тетрадь или дневник . Записывайте каждый день Вашей борьбы с болезней . Подробно описывайте , какое лекарство принимали (в каких дозах и время ) для борьбы с раком , что пили , ели и Ваше самочувствие на протяжении суток и так каждый день . Спустя некоторое время Вы будите видеть общую картину по Вашему лечению . Если нет положительных результатов в течение 2-3 месяцев , значит это метод лечение не эффективен для Вас и его нужно кардинально изменить или скомбинировать с другим лечением или лекарством для улучшения результата .
Пример : Одним ефективно помогает настой аконита , а другим настой цветов картофеля , третьему ореховая настойка , четвертому болиголова и так далее . Нужно не сдаваться и пробовать разные варианты и методики . ВЫ должны сами подобрать максимально эфективный метод лечению , нужно только грамотно прислушиваться и подобрать его для лечения индивидуального .
Самые лучшие результаты дает лечение с двух или трех флангов борьбы с раком , например :
С одной стороны бьем по раковым клеткам настойкой ореховой или аконита или картофельной , а с другой стороны добиваем раковые клетки абрикосовой косточкой витамином В17 , с третьей стороны удар наносим прополисом по раковым клеткам , при этом укрепляем иммунную систему , восстанавливаем нормальную работу организма . Не забываем про правильное питание максимально наполненное растительными продуктами .
Что нельзя делать при болезне и лечении:
1.Нельзя загорать на солнце , принимать горячие ванны , от саун и бань отказаться вообще , все что связано с перегревом организма избегайте .
2.Откажитесь от сильных физических нагрузок , не в коем случаи не травмируйте раковую зону , не перегружайте себя работой , максимально времени отдыхайте . Можете слушать приятную музыку для Вас, это тоже помогает в лечении .
3.Не угнетайте себя плохими мыслями и представлениями о
мрачном будущем , о смерти даже не вспоминайте , забудьте об этом .
4.По мнению многих рак не любит свет это приводит к агрессии и прогрессировании .
Все выше перечисленное факторы могут привести к прогрессированию рака .
Правильное питание очень важно .
В первую очередь чистая отфильтрованная вода .
Уберите из питания сахар и сладкое , даже если этого очень хочется . Исключите из рациона копчености , консервы , все жаренное . Питайтесь растительными белками . Включите в рацион каши рисовые , гречневые и овсяные , заправляйте их оливковым маслом . Супы из круп и овощей , очень хорошо для организма супы из бобов и грибов . Желательно грибы натурального выращивания , в них большой процент селена . Хлеб употреблять только черный . Пейте чаи зеленые с изюмом вместо сахара 3-4 раза в день (Пример:чай из бузины). Максимально наполняйте свой рацион растительной пищей для борьбы с болезнью.
Очень полезно пить натуральные соки из овощей капусты , свеклы (буряк красный ), морковки , примерно по 0,5 литра на протяжении дня. Максимально наполняйте свой ежедневный рацион : луком , чесноком , капустой , морковкой , петрушкой .
Пример : Сок из свежее выжатой капусты нужно пить по 1 стакану за полчаса до еды и 3 раза в день . Кроме рака у вас есть гарантия избавиться от язвы желудка , полностью очистит весь кишечник от скопившихся залежей каловых масс , которые ежесекундно отравляют ваш организм токсинами . Этот процесс сопровождается большим выделением газов , вам надо будет учитывать этот фактор при приёме .
С алкоголем и никотином нужно тоже бороться , это приносит только вред и так уже не здоровому организму . Помните , борьба идет за жизнь .
Не падайте духом и не теряйте надежды , у Вас все получится , Вы победите болезнь , психологически настройте себя на выздоровление и победу , это поможет Вам и Вашему организму еще больше бороться с болезнью .
Многим помогает молитва . Читайте молитвы и настраивайте себя только положительно на выздоровление :
"Небесный
ангел
мой, прошу
, храни
меня
!
В пустыне
жизни
, посторонних
не
виня
,
Свечой
горю
, от
лютой
хвори
таю,
И где душе
найти
спасение
- не
знаю
.
Объятья
чёрные
мне бездна
отворяет
,
Отчаянно
борюсь
, но
силы
не
хватает
.
Спаситель
светлый
, предоставь
своё
крыло
!
Дай опереться
мне, коль
так не
повезло
Дай силу
обрести
! Надежда
на
тебя
,
Пожалуйста
, спаси
и сохрани
меня
!"
Борьба за жизнь .
Боритесь за жизнь , чтоб Вам это не стоило .
Жизнь это борьба и за нее нужно бороться .
Боритесь до победного конца , даже если болезнь смотрит Вам прямо в глаза .
Вы сильней духом и надеждой чем Ваш враг в виде болезни , Вы ее обязательно одолеете .
Не слаживайте руки , борьба за жизнь это всегда поединок .
Вы преодолеете все трудности и победите болезнь .
Научитесь верить в победу каждую минутку и у Вас все получится .
Эта сила помогает Вам еще больше бороться с болезнью .
Берегите здоровье свое , родных и близких .
В конце марта прошлого года у меня воспалились лимфоузлы, которые прощупывались под мышкой. Большие такие. Держались долго, но я не паниковала, просто воспаление какое-то. Как уже потом врачи сказали, оказалось, что болезнь зарождалась гораздо раньше.
Постепенно я начала чувствовать, что гораздо быстрее устаю, выдыхаюсь, просыпаюсь в холодном поту. Я подумала, что это просто переутомление. А в мае уже легла на операцию — мне нужно было прооперировать руку. Я ее давно ломала, мне туда вставили протез. Но потом начались какие-то проблемы, рука не разгибалась.
Накануне операции вечером вдруг я чувствую на шее боль — трогаю, а там очень большие узлы. Тут я уже начала немного паниковать. После операции долго приходила в себя и разрабатывала руку — прошли еще недели или месяцы, точно не знаю. И тут раз — и в один вечер на другом месте еще шишка. Тут я испугалась и уже лезу в интернет, читаю всевозможные ужасы. Собралась ложиться умирать уже, все. Сама записалась в больницу на УЗИ всех лимфоузлов.
Фото: Алексей АбанинОказалось, что внутри меня очень много сильно воспаленных лимфоузлов. И узистка ставит мне подозрение на рак, отправляя к гематологу. Она же послала срочно к хирургу оперировать. Мне вырезают несколько лимфоузлов под мышкой. Практически наживую все делали, вкололи [обезболивающее] чуток только. Всю тупую боль чувствовала, все прижигания, запахи. Я так кричала, что хирург включил на своем телефоне Вивальди. Кафель, огромное помещение, играет эхом Вивальди, и я дико и истошно ору благим матом. Потом хирург меня торжественно зашил, поднимает так за руку и говорит: «Ну вот и все. Скорее всего, рак. Пролечитесь и не умрете, все будет нормально». Как и большинство людей, я слышала слово «смерть», а не слово «рак».
«Ну сейчас нужно ждать несколько дней анализа и точно диагноз поставим. Пока идите домой», — сказал врач, торжественно вручил лимфоузлы в коробочке и попросил отнести в кабинет какой-то. Десять дней я сидела дома и сходила с ума, готовилась умирать, думала о кремации. Когда врач сказал мне это все, я просто не понимала, я кричала: «Как вы можете говорить мне, что я умру?» Я же слышала именно это. Я истерила и плакала. Все десять дней я жила в ужасе, но в неприятии — я была уверена на 99%, что все будет хорошо. Не может же быть со мной такое. Не со мной точно. Пыталась себя отвлекать, но я каждый день плакала, не могла спать, есть. Из-за этой дурацкой неинформированности эти дурацкие страхи. Меня спасали просто травой. Это единственное, что могло усыпить, обезболивающие не помогали от послеоперационных болей. Ты просто сходишь с ума. Эти дни были самые страшные за все время.
Потом сообщили, что да, это рак второй, глубокой стадии. И сразу сказали, что не смертельно и лечится химиотерапией. Дальше началась длинная эпопея с поисками врачей и онкологов, исследования. Рак лимфоузлов, он еще называется лимфома Ходжкина — там очень много подвидов, нужно было исследовать, какой вид, уровень, куча всего. Уже потом просветили весь организм, чтобы понять, где сидит рак, оказалось, что мой организм почти как у младенца. Здорова вся практически. Я думаю, что из-за той операции с рукой, когда вставляли протез, очень сильно посадили иммунитет, когда долго вливали разные жидкости. Они гасили как раз иммунитет, чтобы прижился протез, металл в руке. Потом оказалось, что протез был первоначально поставлен неправильно, и все три года протез болтался. За это время он наделал столько бед в руке, что иммунная система сошла с ума.
Остановилась на 62-й [Московской городской онкологической] больнице в Истре. Там мне предложили ускоренный курс — не полгода, а два месяца — и несколько процедур облучения. Я торопилась выйти в театр, на сцену. Как раз было лето. В сентябре нужно было вернуться в строй. А ускоренное лечение — оно очень жесткое. Жесткое отравление организма. Я на это пошла. Легла туда, влили химию. Должно было всю ночь тошнить, температура, но я так этого боялась, что дала установку мозгу, что не буду лежать в больнице, что буду активна, не буду прерывать работу — съемки же были запланированы. Наутро зашли врачи и просто обалдели, увидев меня бойкую. И я просто сбежала и уехала домой. С тех пор я стала просто приезжать сама и вливать химию. Параллельно, конечно, куча таблеток и уколов. Я сама себе делала их, забирала шприцы и лекарство, сама колола — то в живот, то в ногу. И вот так я за рулем сама приезжала в больницу, вливалась, уезжала. Так все лечение.
Химия накопительная, постепенно было все хуже и хуже. И каждый день организм что-то выкидывал. Идешь по улице — и вдруг отказывают ноги. То с зубами что-то, то зрение барахлит, то слух. И днем, и ночью постоянно тошнит. Чувствуешь себя беременной. Первые курсы химии я могла есть только холодной свекольник. Не ела больше вообще ничего, меня трясло. Потом посыпались волосы, и, конечно, пришлось все сбрить. Клоками волосы оставались в руках. Это было очень страшно. Я держалась до последнего — была уверена, что не облысею. В какой-то день с мамой гуляли, и тут она видит, что волосы просто падают и ложатся на плечи, их даже трогать не надо было. Утром вышли из дома, а ближе к вечеру, часам к пяти, у меня уже были мощные залысины. Поехали к подруге моей, взяла машинку в руки сама и начала брить себя. У меня затряслись руки, градом покатились слезы — я вот так смотрю на себя в зеркало и вижу только страх, ужас и уродство. Я даже не могла выйти к маме, я боялась, что она скажет, что я урод. Но все как-то сразу сказали, что я красивая, это абсолютно мой стиль, все такое. Я, конечно, не верила. Еще и выпали брови с ресницами.
И все слабее, слабее и слабее. Но я продолжала сниматься, играть в спектаклях. Физически это было очень тяжело. Ездила даже на гастроли, начались съемки. И вот только на последнем курсе химии в августе организм уже не выдержал. Я свалилась просто пластом и лежала неделю. Просто не могла ни ходить, ни вставать, ни спать. Самое неприятное — это ломка. Ломит все тело, кости, череп, зубы. Я себя называла наркоманом, прикованным к кровати, который пытается слезть с иглы. Исхудала я страшно, просто скелет. Друзья помогали, запихивали в меня еду.
И вот через маленький промежуток отдыха начался театр. И началось облучение: каждый день три недели. И еще капельницы, уколы, таблетки. Приезжала сама на машине в Истру в больницу, а вечером играла в спектаклях.
Фото: Алексей Абанин
Все вокруг говорят, что я сверхчеловек, так лечение невозможно переносить: «Такая худенькая, маленькая. Никто не работает, не носится, лежат дома и лечатся». А я бегала, старалась ничего не отменять: разрабатывала руку, плавала в бассейне, в зале занималась, растяжка, спорт. Было тяжело, но главное было не прерывать. Видимо, эта накопительная вещь меня догнала. Когда основное лечение закончилось, меня снова очень сильно свалило. Второй месяц я вот только начинаю приходить в себя и отъедаться. Похудела еще сильнее.
В самом начале лечения всем приставляют психотерапевта, но я сразу отказалась: я же сильная, справлюсь. Но потом поняла, что не справляюсь. То, что я блокировала специально, меня догнало. Бешеное отравление, операции, нагрузка и работы — оно взяло свое. Я пошла к психотерапевту и требовала сильные препараты.
Были очень страшные эмоциональные вещи, которые я просто не контролировала. Не понимала, что со мной происходит, панические атаки, страшные нервные срывы, истерики. Я не могла объяснить, почему я сейчас плачу, почему я неадекватная. Ощущение было, что болит все. Помню, еще во время облучения я бежала по лестнице и орала: «Я закончу в дурке». Хорошо, что рядом всегда кто-то был: силой возвращали обратно. Сейчас я понимаю, что это самое главное при раке. Дело не в поддержке — ты просто часто не отдаешь себе отчета.
Это продолжается до сих пор, но не в такой степени, конечно. Идет работа с врачом, успокоительные. И организм до сих пор слабый, тяжело физически и эмоционально.
14 февраля у меня будет контрольная КТ [компьютерная томография — прим. Дождя]. И вот скажут, что [рак] в ремиссии или мало ли чего еще. Я убеждена, что все хорошо, но страх есть. В любом случае надо будет много-много восстанавливаться. Не год даже, организм же отравлен. И это для меня даже сложнее лечения. То ногти отваливаются, то ресницы по второму кругу выпадут. Это может держаться еще четыре-пять лет.
Я поняла, что главное в этой болезни — знать, что ты не слабый. Тогда я начала в инстаграме подписывать фотографии хэштегом #sickisntweak. А еще раньше я ставила хэштег #актрисачайка, а теперь пишу #лысаяактрисачайка.
Я доказала сама на себе, что рак — это не обязательно свалиться и лежать. Да, мне повезло, что у меня была не запущенная стадия, мне повезло. Все равно это тяжело физически, но наш мозг сильнее этого всего.
Александр Горохов, журналист «Медиазоны», 29 лет
В начале 2016 года я подумал, что что-то не так. Шел месяц за месяцем, я работал. Но что-то в теле стало не так, как раньше, странно. Круглосуточная работа, ничего кроме нее и пьянства — это все, что меня интересовало. И однажды летом — это был июнь — я ложился спать, и мне становится дико больно там, внизу. Прям глаза лезут на лоб. Ложусь на кровать, кричу соседу, чтобы он вызвал скорую. Меня забрали в больницу, а мне становится все больнее. Оказалось, что был перекрут канатика яичка. Был прям п****ц. Вот врач стоит, хирург, и я, орущий на два этажа. И он говорит: «Вы знаете, идите на УЗИ в любом случае. И второй раз, потому что там что-то не то». А тетка противная такая была, не хотела делать УЗИ. Врач уже взял эту штуку, сделал все и говорит: «У тебя там опухоль и, скорее всего, рак». Доброкачественная или злокачественная — не было понятно.
Я потом разгибаться не мог дня три. В больнице я провел две ночи. Во вторую ночь привезли деда, у которого было недержание. Просыпаюсь, чувствую, что воняет. Говорю медсестрам:
— Там дед обосрался.
— Я не пойду.
— А че делать-то?
Я бродил по этому этажу, пытался спать на банкетке, на стуле, а еще болит же все. Кое-как на маленьком диванчике уснул. Как я дожил до утра — не знаю. Но потом уже отвезли в онкологическую клинику. А дальше я уже не очень хорошо помню. Это был калейдоскоп: боль, анализы, ожидание результатов. Через несколько дней все-таки сказали, что это рак. Но стадия непонятна. Я ждал неделю дома. И потом мне сказали: «Вы приезжайте на операцию». Ведь определить степень можно было только вырезав опухоль. Я приехал, долго лежал, готовился к операции. Сказали побрить все от шеи до колен, а это так себе мероприятие. Я напрягал знакомых купить мне этот вот крем Veet. Сколько мне надо было стоять в душе, чтобы сбрить это все? А крем спас.
Фото: Алексей Абанин
Меня прооперировали, сделали полостную операцию. Очень смешные были ощущения — оттаивают кончики пальцев, и тут я понимаю, что пальцы на ногах замерли в другом положении, а я поправить их не могу. Попросил маму поправить их в обратную сторону. Это ужасно важно было в те моменты. Потом отпустили домой через какое-то время. Было две отвратительные вещи: очень больно было, когда я чихал и когда меня смешили. Острейшая боль. Прошло еще время, проводились анализы. И в итоге сказали, что у меня стадия IS, рак яичка. Это уже не первая, но еще не вторая стадия.
«Мы тебе сделаем еще одну операцию, нужно будет удалить часть лимфоузлов», — сказали в больнице. Опухоль проросла в кровеносную систему, метастазы могли уйти куда угодно.
Долго ждал операцию. Мучительно. Сделали вторую операцию и сказали сходить на химию. Ну, хорошо. Можно было отказаться, но мне сказали, что через три года, скорее всего, будет что-то не очень хорошее, «поэтому иди». Лежал неделю, стоял катетер. Я ложился спать в четыре утра, врачи приходили в семь и начинали вливать. Просыпался я уже часов в 11 от того, что меня разрывало и хотелось в туалет. За эти четыре часа вливали 3,5 литра жидкости. Так продолжалось неделю, мне капали. В воскресенье меня отпустили, и это был день презентации журнала Moloko Plus. Я чувствовал себя вроде нормально, попросил маму отвезти меня на презентацию, хотел выйти в люди. Все было хорошо.
На следующий день я уже проснулся совсем без сил. Продолжалось это почти полтора месяца. Самое плохое время дня — как только ты проснулся. Еще часов 12 ты не заснешь точно, но делать ты не можешь вообще ничего. Смотришь в телефон, отвечаешь на пару сообщений, кладешь телефон. Это все, на что хватает сил. Ты даже не можешь лежать, настолько тебе плохо. Это не больно — это никак. До туалета я шел 20 минут по стеночке. Есть и не хочешь, и не можешь. Единственное — не могу сказать, чтобы меня сильно тошнило. Мне вместе с химией капали какой-то препарат, который вроде бы помогает. У многих обычно большие проблемы с этим. Людей круглосуточно выворачивает. Физическая боль — это неприятно. Больно, но терпимо. А вот это — просто выживание. Каждый день думаешь, когда же это все закончится. Потом это прошло, но начали выпадать волосы. Просто на подушке они лежали. Сходил побрился целиком. На этом, пожалуй, история и закончилась.
Каждые три месяца сдаю анализы, потому что высок риск рецидива. А это по 15 тысяч каждый раз. Вот на днях поеду, что-то скажут.
Я не чувствую, что что-то идет не так. И каждый раз думаешь, а если это будет снова. Я особо не переживаю. Даже когда мне сказали, что будет рак. Ну ок, это рак, что ж теперь сделать. Я не испугался, не нервничал, не переживал. В этом плане мне было довольно легко. Конечно, это связано с моим характером. Меня малое количество вещей пугает. Ну смертельное заболевание, ну умру, что ж теперь делать, все смертные. Тем более я диплом писал про эвтаназию. Поэтому я выложил большой пост в фейсбуке про болезнь. Во-первых, нечего скрывать. Во-вторых, как-то хотелось, чтобы люди знали, что не нужно уходить в себя, настрой — это суперважно. Я чувствовал, что что-то с этим заболеванием в России не так. Вот если посмотреть на Штаты — там это просто заболевание, ему не придают большого значения. Если я не переживаю, значит и все остальные не должны переживать.
Долго еще думал, как бы что сделать, чтобы выразить это все. И в июле 2017 года сделал плакат.
Фото: Александр Горохов
Идея тянулась много месяцев: с конца 2016 года до лета. Наклеил у бара «Сосна и Липа» и у «Винзавода». И был поражен — столько фотографий в инстаграме, много кто писал «круто». Для стрит-арта очень долго висело — несколько месяцев. Еще будет несколько проектов по этому поводу. Мне правда хочется сказать: чуваки, не отчаивайтесь. Не надо переживать. Вам, может быть, очень сложно, нужно будет продлить химию, вы превратитесь в кашу и это будет сложно. Вопрос выживания во время лечения — он сложный. Но вы знаете, ради чего вы это делаете. Никто это не выбирал, вам просто вот так повезло в небесную лотерею.
Ульяна Шкатова, психолог, художник, 30 лет
Был 2014 год. Все было прекрасно: мы работали, гуляли, мечтали. Я решила удалить родинку — не просто так, конечно, она у меня уже несколько лет была, изменялась, росла. Я знала, что родинки — это такая вещь опасная довольно-таки, но никогда до этого не удаляла. Она была небольшая, пять миллиметров, выпуклая, меняла цвет — я ее прям чувствовала на своем теле. На голени, внизу на ноге. Я знала, что нельзя родинки выжигать, поэтому пошла к онкологу в общую больницу. Он посмотрел, сказал, что она абсолютно нормальная. «Если хочешь, давай удалим ее».
Если анализировать то, что произошло, — я этого врача ни в чем не виню, но минусом было то, что он не напугал меня, что родинка может быть злокачественной. «Нормальная, выглядит хорошо, хотите — удалим, не хотите — не будем». Я пришла к нему только через несколько месяцев. Он удалил ее хирургически под местным наркозом, отправил на гистологию. Через несколько недель мне пришел результат, что все нормально — родинка доброкачественная. Меня эта история совершенно отпустила, и я не думала об этом.
Фото: Алексей Абанин
Прошел почти год, и на этом месте (там был небольшой шрам) образовалась шишка под кожей с полгорошины. Не придала этому значения, но снова пошла к онкологу. «Ничего страшного, давай на всякий случай еще раз вырежем и отдадим на гистологию». Выходя из операционной, он сказал мне пройти в кабинет с ним. Он был сильно напряжен и напуган: «На воспаление не похоже, это было некое образование. Надо ждать результата».
Я решила не читать интернет и ничего не делать, потому что как только прочитаешь — сразу у себя это все найдешь. Маме пришли результаты на почту. Я была дома, лежала в кровати, у меня был бронхит. Девять утра — я хотела позвонить врачу, но не успела. Мама пришла ко мне, постучала в дверь. Я сильно удивилась, чего это она пришла. Не договаривались же.
— Вот пришел результат. У тебя меланома.
— А что это такое?
— Злокачественная опухоль.
Я уже плохо помню тот момент и что со мной было.
Когда тебе говорят результаты, ты не понимаешь, насколько болезнь распространилась. Первые дни — они самые страшные. Во-первых, неизвестность: что это вообще такое? Ты знаешь, что от рака умирают, и все. У меня еще был бронхит, температура. Мне было так плохо, я рыдала и думала, что я больше никогда не встану с кровати вообще. Это неизбежно, надо просто пережить этот этап.
Мне сделали операцию. Берут место, где есть опухоль, и вырезают место побольше. А через полгода на этом же месте образовалась новая шишка. И так продолжалось каждые полгода. Каждый раз, когда делали операцию, вырезали все больше. В какой-то момент там уже нечем было сшивать, и сделали пересадку кожи. Взяли с руки кожу и туда пересадили. Снова сшивали, снова разрезали, снова расходились швы, снова операции — там уже нечему было срастаться.
Фото: Алексей Абанин
Все это время меня лечили разными способами. У меня довольно дурацкий диагноз в плане лечения — химиотерапия стандартная не действует. Я вообще не против же. Да, это жесткий метод, но, по крайней мере, он лечит. Химия не действует на меланому. Сначала мне назначили одно лекарство, я колола полгода. Состояние от него было ужасное - тело ломило, голова болела, была температура каждый день. Но это не подействовало. В рамках НИИ [онкологии им. Н. Н. Петрова] в Питере начали экспериментальное лечение. Сдавала по 16 пробирок крови из вены и из них изготавливали индивидуальные вакцины. Ими я лечилась целый год.
О болезни никому не рассказывали, я продолжала работать в своем состоянии. Жалости не хотелось, ну и была надежда, что все это закончится. Тем более всего вторая стадия. Так продолжалось до весны 2017 года.
Была суббота, конец марта. Утро, я завтракала и почесала спину (за левым плечом). И чувствую, что шишка под кожей. Пошла на УЗИ в больницу — сказали, что похоже на метастаз от меланомы. Так как место отдаленное, противоположная сторона тела — сразу поставили четвертую стадию. А это уже совсем дорогостоящее лечение.
Денег нет, начала искать варианты, как достать лекарства. Они новые, недавно изобрели, и по всему миру еще проводятся испытания. И год назад только зарегистрировали, не все врачи в России даже умеют этим лечить. Я искала лучшие варианты, что делать, чтобы остановить болезнь. Лекарств при меланоме немного — можно по пальцам пересчитать. Я консультировалось с лучшими врачами и поняла, что нужно лекарство, которое стоит 4,5 млн на год. Суммы конечно космические!
Денег не было, поэтому мы решили попробовать клинические испытания. Времени особо нет, нужно срочно что-то решать, четвертая стадия это не шутки. Мы изучали очень долго все варианты на специальном сайте — в итоге нам выдало две тысячи испытаний. Долго переводили и разбирались в них. Писали во все, которые подходили — и все отказывали. Осталось одно последнее испытание — в Германии. Долго ждала ответа, в итоге сказали: «Приезжайте». Мы буквально за день подали документы на срочную визу, собрали вещи, забронировали все, что можно — и полетели с мужем Сашей. Я рискнула, другого варианта не было. Провела день в больнице и подписала с ними заявление на согласие. Подошла по всем параметрам — была безумно счастливая. «Чтобы точно взяли в испытания, нужно сделать ревизию вашей гистологии, нужно взять кровь и еще раз все проверить», — сказали врачи. Прошла все обследования, и настал тот день, когда мне должны были уже впервые вводить это лекарство. Это был самый ужасный день в моей жизни.
Фото: Алексей Абанин
Я пришла в больницу. Мы долго ждали, а потом вошли в кабинет. Врач сказал: «У вас новые метастазы в легких, а с ними вы уже не подходите». Мало того что меня не взяли на единственное испытание, так еще оказалось, что болезнь распространилась на жизненно важные органы. «Извините, до свидания». Все последние деньги отдали на Германию. Просто по нулям. И остались ни с чем.
Вариантов, кроме как просить деньги у людей, больше не было. Это было начало лета. Я подготовилась — сделала
Когда в прошлом году Нобелевскую премию по химии присудили за создание молекулярных машин, многие посчитали, что это своего рода игрушки для ума. И еще долго таковыми и останутся. Хотя уже тогда отмечалось, что подобная техника может использоваться для адресной доставки лекарств в организм. Но все же это на долгие годы будет экзотикой: слишком сложно и дорого.
И вот только что международная группа исследователей разработала новый тип молекулярных машин, которые могут стать универсальным средством борьбы с любыми видами рака. Такая "всеядность" заложена в специфике этой техники. Дело в том, что практически все известные виды лечения довольно избирательны, эффективно работают против определенных видов опухолей, но могут оказаться менее действенны против других.
Молекулярная машина лишена этих недостатков. Она способна уничтожать раковые клетки, высверливая сквозные отверстия в их мембранах. Инструментом служат молекулы размером в несколько нанометров. Они вращаются под воздействием ультрафиолетового света со скоростью 2-3 миллиона оборотов в секунду. Машины вводятся в организм пациента любым из доступных способов. Причем молекулы за счет особых химических свойств сами обнаруживают раковые клетки и закрепляются на их поверхности. А поданный извне ультрафиолетовый свет активирует "бур" молекулярной машины, он вгрызается в опухоль, делает в клеточной мембране сквозное отверстие, тем самым убивая клетку. Эксперименты показали, что, к примеру, клетки рака предстательной железы были уничтожены всего за три минуты.
Молекулярные машины могут стать универсальным средством борьбы с любыми видами рака
По сравнению с другими существующими методами борьбы с раком этот работает гораздо быстрее и не имеет отрицательных побочных эффектов, на которые так богаты методы химио- и радиотерапии. Молекулы наномашин достаточно настроить на борьбу только с клетками строго определенного типа, к примеру рака молочной железы или меланомы. Помимо ультрафиолетового света в будущем для активации молекулярных машин можно будет использовать радиочастотное излучение или другие "спусковые механизмы".
В последнее время медики все чаще регистрируют случаи появления раковых образований, стойких к препаратам, используемым в химиотерапии. К счастью, клетки даже таких образований беззащитны против молекулярных наномашин, что делает их идеальным средством борьбы с любыми видами онкологических заболеваний. Вполне вероятно, что использование молекулярных наномашин не лишено каких-то недостатков, которые будут выявлены позднее. Но в данный мо мент все вызываемые наномашинами известные проблемы имеют временный характер.
В ближайшем будущем исследователи собираются испытать возможности таких "нанодрелей" на лабораторных грызунах. Ученым нужно убедиться, что такие моторы можно направлять строго по адресу и что они не проявят вольностей и не начнут сверлить то, что не нужно.
Справка "РГ"
Первые молекулярные машины начали создаваться почти 30 лет назад, а в 1999 году появился первый в истории молекулярный мотор. Эта крупная молекула двигалась под действием луча света. Затем на основе такого мотора был построен четырехколесный "наноавтомобиль". Причем он мог увезти на себе груз, которой в 10 тысяч раз превышает массу самой молекулы.